«Дивизии СС и танковая дивизия... преодолевают полосу врытых в землю огнеметов с электрическим зажиганием, противотанковые препятствия всех видов, заболоченную местность, минные поля, проволочные заграждения, систему дотов, эскарпы и непрос-матриваемые позиции в лесах... сильный огонь артиллерии... пулеметов и ракетных установок... [советские] танки были хорошо замаскированы в лесах или в особых подземных ангарах, откуда они неожиданно появляются в виде подвижных дотов, делают несколько выстрелов и исчезают вновь... Своими новыми ракетными установками, которые одним залпом рассеивают на небольшом пространстве 16 снарядов, большевики пытались запугать наступающих. Потери советских войск убитыми во много раз превышают их потери пленными. По ночам еще светятся горящие деревни, окрашивая низкие темные облака в кроваво-красный цвет...»

Чем ближе к советской столице, тем менее доступной она начинает казаться захватчикам. Они ожидали войну такую, как на Западе: после сокрушительных поражений противник прекращал сопротивление. И хотя все еще есть надежда, что победа не за горами, нервы начинают сдавать. Теперь немцам приходится искать наиболее приемлемое оправдание затянувшейся войне. Хочется думать, что главный виновник... погода (словно для русского любая погода во благо): «Падение Москвы кажется близким. 18 октября моторизованные части 40-го корпуса овладевают Можайском, и тут на помощь противнику приходит союзник, которому удается то, чего не в состоянии были сделать русские, несмотря на миллионные жертвы, несмотря на их оборонительные позиции. Уже во время боев у Ельни и Бородино выпал первый снег, и вот начинаются русские осенние дожди и вырывают из рук немецких солдат уже почти завоеванную победу. День и ночь льет дождь, идет снег. Земля, как губка, впитывает влагу, и в жидкой по колено грязи задерживается немецкое наступление».

Вообгце-то, судя по метеосводкам, ничего особенного с подмосковной погодой в ту осень не происходило, если не считать, что осадков выпало меньше среднестатистической «нормы», а воздух был относительно холодней, чем обычно. Скажем, в ноябре выпало влаги всего 13 мм осадков, а среднемесячная температура была примерно на 5 градусов ниже нуля. Если в германском генштабе не предусмотрели возможность подобных метеорологических условий, то лишь потому, что планировали к этому времени завершить войну.

Вот, к примеру, что отметил в своем дневнике (было тогда у них время и желание делать подобные записи!) генерал-квартирмейстер германского генштаба Э. Вагнер 5 октября 1941 года: «В настоящее время идет наступление на Москву... Остается лишь довести танковые армии до их целей. Раньше у многих бы волосы встали дыбом, если бы услыхали про подобные оперативные цели. Ведь мы намечаем цели восточнее Москвы. После этого, как мне кажется, война кончится. И, очевидно, советская система развалится. Я все время удивляюсь, как правильно оценивает фюрер военную обстановку».

14 октября разведотдел группы армий «Центр» докладывал: «Противник в настоящее время не в состоянии противопоставить наступающим на Москву силы, способные оказать длительное сопротивление западнее и юго-западнее Москвы. Все, что осталось от противника после сражения, оттеснено на север или на юг».

В те дни, как вспоминал А.М. Василевский, у него был долгий разговор с Шапошниковым, объяснившим создавшееся опасное положение на Можайском рубеже, куда надо срочно подтянуть подкрепление.

«В изнеможении откинувшись на спинку кресла, — писал Василевский, — Борис Михайлович на минуту задумался, потом вдруг сказал:

— А знаете, Александр Михайлович, почти три десятка лет назад мне довелось делать доклад юбилейного характера для офицерского состава лагерного сбора Туркестанского полка, в котором я проходил цензовое командование ротой. Доклад делал вечером 25 августа 1912 года, и на другой день вся Россия отмечала юбилей — столетие Бородинского сражения. До этого, еще в период учебы в академии, пришлось готовить разработку и по теории военного искусства, связанную с сопоставлением сражений Отечественной войны 1812 года и русско-японской войны. Тема формулировалась так: “Подход к полю сражения и усиленная разведка на основании Бородино и Вафангоу”...

360

Борис Михайлович закончил свое воспоминание:

— Вот уж, голубчик, не думал я тогда, что Бородино снова окажется в поле моего зрения. И отнюдь не в качестве темы юбилейного доклада. В такой войне, как теперь, все обстоит иначе. Но и мы ведь другие. Давайте продолжим...»

Казалось бы, дела в 1941 году обстояли ничуть не лучше, чем тогда, в 1812-м. И все-таки отличие было принципиальное из-за той особенности современной войны, которую упорно подчеркивал в своих теоретических трудах Шапошников: в крупных сражениях при огромном количестве техники, боеприпасов сказывается общее экономическое состояние воюющих стран. На этот счет сведения, полученные по линии внешней разведки, были обнадеживающими. Вот свидетельство генерала П.А. Судоплатова, в ту пору — начальника 4-го (разведывательно-диверсионного) управления НКВД-НКГБ:

«В октябре и ноябре 1941 года мы получили надежную информацию из Берлина о том, что немецкая армия почти исчерпала запасы боеприпасов, нефти и бензина для продолжения активных наступательных операций. Все указывало на приближение неизбежной паузы в немецком наступлении. Эти данные передал Арвид Харнак (кодовое имя «Корсиканец»), антифашист, советник министерства экономики Германии. Член известной семьи писателей и философов, он был привлечен к сотрудничеству во время его визита в СССР в 1932 году и с тех пор целое десятилетие поставлял информацию советской разведке, пока его не разоблачили. В декабре 1942 года его судили и повесили».