– Значит, ты заигрывал с Мартой Тауэрс? – спросил я.

Рич сразу помрачнел.

– Ей нужны были только те, кто постарше и имеет деньги, – объяснил он. – Однажды я попросил ее прийти на свидание. Она потрепала меня по голове, как будто я шестилетний карапуз, и сказала, чтобы я не играл со спичками, пока не научусь гасить пожар.

– Она тебе не нравилась?

– Мало ли кто мне не нравится! – сердито сказал он. – Мне уже восемнадцать лет, Джим. Следующей весной мне идти в армию. Я, видите ли, достаточно взрослый, чтобы защищать свою страну и умереть за нее, но для других мужских дел, оказывается, у меня нос недорос! В некоторых штатах я даже не могу купить себе спиртное! Если я ухаживаю за девушкой своего возраста, значит, я совращаю малолетних. Если же ухаживаю за девушками вроде Марты, надо мной смеются. Я только и вижу, что все лезут друг к другу в постель, но только не я. Как же, ведь я – сын хозяина и должен помнить о своем положении.

– Не думай, что я навязываюсь с наставлениями, Рич, – сказал я, – но сейчас тебе приходится переживать самый трудный момент в жизни. Ты уже не ребенок, и все же в глазах других людей ты еще не вполне мужчина. Это самый бунтарский и неуютный период жизни. Поверь, я еще не так стар, чтобы забыть его.

– Вот именно, бунтарский, – сказал он.

– А еще кто-нибудь из ребят твоего возраста заглядывался на Марту? – спросил я.

– Если даже и заглядывался, ему не повезло, – сказал Рич. – Вы знаете, Джим, как здесь все дорого. До «Дарлбрука» не доберешься на попутках. Самый дешевый номер у нас стоит двадцать баксов за ночь, а там еще еда, и выпивка, да медицинская помощь в случае травмы. Многие из приезжающих берут уроки катания на лыжах по десять долларов. В основном к нам едут богатые молодые пары, и они не обязательно законные супруги. Марта искала парня, который будет на нее тратиться – здесь, а потом в городе, когда уедет отсюда. Я думаю, она находила их безо всяких проблем.

– Зато прошлой ночью она нашла проблему, – сказал я. – И очень серьезную! Ты не обратил внимания, она никого постоянно не отшивала?

– Вы имеете в виду, помимо меня? – с кислой усмешкой спросил Рич. – Ну, не могла же она поймать всех сразу. Она была непостоянной и редко показывалась несколько раз с одним и тем же парнем.

– И кто был на этот раз?

– Думаю, она еще не определилась, – сказал Рич. – Обе девушки приехали сюда только вчера днем. Они должны были остаться еще на сегодня и на завтра. Наверное, пока что она лишь приглядывалась. Но может, она и выбрала себе поклонника, который мог оказаться свихнувшимся приятелем Питера, который так страшно хохочет. Иногда и ей приходилось промахиваться.

Это была моя единственная попытка произвести детективное разбирательство, которая ни к чему не привела.

Леди и джентльмены от прессы, если можно так сказать, собрались, как и сообщил мне Рич, в баре. Было около двенадцати, и именно в это время Мортон Льюис, окружной прокурор, обещал им сделать заявление.

Мне удалось завладеть вниманием нетерпеливых газетчиков и довести до их сведения, что отношениями с прессой в «Дарлбруке» буду заниматься я собственной персоной. Мое заявление вызвало пренебрежительный смешок. Им не было дела до «отношений с прессой». Они жаждали фактов. У меня не было никакого фактического материала об убийстве, но я добросовестно сообщил им, что Джордж Причард вознамерился обогатить кого-нибудь. В ответ раздался нестройный шум. Можно было видеть, как в их головах завертелись колесики. Старое романтическое представление о репортере, который мечтает только о том, чтобы опередить всех своих соперников по прессе и добыть эксклюзивные материалы, по большей части стали легендой прошлого. В таких историях, как эта, они обычно делятся друг с другом информацией. Предпочитают пойти на это, чем всем оказаться обделенными важными сведениями. Но я чуть ли не видел, как в их зрачках люди, словно в диснеевских мультиках, превратились в значки доллара. За двадцать пять тысяч долларов наиболее способные или тщеславные из них могли уйти в отставку и написать великий американский роман или, наоборот, допиться до чертиков в «Бликсе», самом популярном у газетчиков салуне. Я без труда получил для Джорджа Причарда его первых двадцать пять детективов.

Когда я возвратился в вестибюль, меня остановил язвительно усмехающийся окружной прокурор Мортон Льюис. Видимо, он слышал мое сообщение. Больше чем когда-либо он напомнил мне средневекового правителя-интригана.

– Вы ведь Трэнтер, не так ли? – спросил он.

Я подтвердил его предположение.

– Попозже я хочу поболтать с вами, – сказал он и посмотрел в сторону столпившихся у бара репортеров. – Двадцать пять штук, а? Недурное вознаграждение! Кажется, теперь здесь все бросятся играть в полицейского и вора. Я предпочел бы, чтобы Причард посоветовался со мной, прежде чем делать публичное заявление.

– Он хочет как можно скорее получить результаты, – сказал я.

Холодные серые глаза прокурора впились в меня.

– Господи, Трэнтер, вы говорите так, как будто не очень-то верите в нас.

Черт, не имело смысла вступать с ним в пререкания.

– Я только объяснил вам, что, по-моему, чувствует Причард.

– Гарделла сказал мне, что вы не слышали тот смех прошлой ночью, – сказал Льюис. – Крепко спали. Вы считаете, что Стайлс действительно его слышал?

– Думаю, да, – сказал я. – Но что с вами, ребята? Кажется, вы не хотите ему верить. Зачем ему лгать?

– Я не считаю, что он лжет, – возразил Льюис. – Но взгляните на это с нашей точки зрения. Стайлс – единственный, кто уже слышал тот смех раньше. Он ехал в своей машине на высокой скорости, имея рядом своего истеричного отца, который боролся с ним, чтобы избежать столкновения, за секунды до того, как их машина разбилась, а его отец заживо сгорел. Он потерял свою ногу и впал в беспамятство на два дня. Когда он пришел в себя настолько, чтобы отвечать на вопросы полиции, он вспомнил про смех. Он напомнил ему о смехе, созданном неким актером кино. Но действительно ли он звучал, как смех Вайдмарка, или просто напоминал его? Возможно, мне он не напомнил бы об Вайдмарке.

– Я думаю, Питер узнал его, – сказал я. – Он разбудил его прошлой ночью. И думаю, узнает его, если услышит еще раз.

– Надеюсь, – кивнул Льюис. – Иначе все наши усилия окажутся бесполезными.

Он двинулся дальше.

– У вас есть что-нибудь сообщить репортерам? – спросил я вдогонку ему.

Он пожал плечами.

– Обычное «ничего», – сказал он. – Мы гоняемся за хохочущим маньяком. Расследуем несколько версий. Арест преступника возможен в любой момент.

– Какие версии вы расследуете?