Шрифт:
– И кому это нужно, прошло уже три сотни лет? …
– Так, снова начинается бред, – подумал он…
Но, действительно, он был очень богат. Ну, миллион, десять, тридцать, уже больше ста. Даже трудно представить себе - на что можно потратить такие деньги? Он не покупал картин, не скупал недвижимость, не занимался политикой - от нее особенно воротило - хотя был знаком со многими сильными мира сего. Тогда зачем ему столько? Но глупо же было отказываться от того, что само плыло в руки. Так поступил бы любой нормальный человек. Он занимался достаточно честным и высокотехнологичным бизнесом. Не шел по “костям” своих конкурентов - насколько это было возможно. Он не был жесток и, наверное, был хорошо воспитан. Поэтому в его среде пользовался уважением, которое отличало его от многих других. Что его поддерживало и гнало сюда, на этот верх? Наверное, просто азарт человека, которому все удается. Он давно опередил своих сверстников и чувствовал себя в этой жизни достаточно комфортно. У него не было семьи, не было детей…
– А почему?
– подумал он. Ну, просто еще не время. И, наверное, не было с тех студенческих лет больше такой женщины, от которой хотелось бы иметь ребенка. Да и сейчас ему было всего-то около сорока. Хотя все его друзья из прошлого давно обзавелись семьями и не по одному разу. Но где ее взять эту женщину на такой высоте, в этом пустом салоне, в охраняемом офисе? А может быть, там внизу, где они ездят в метро и ходят по улицам без охраны, и осталась она? И только теперь он подумал, что нет ни одного человека в его жизни, с которым он мог бы поделиться и доверить все это. Да и кому такое расскажешь? Юристу, врачу, чиновнику мэрии, адвокату, подружке? Он почему-то снова вспомнил Мари. Нет, не ту из его прошлого, а эту, реальную, с красивыми загорелыми руками и со смеющимися детскими глазами. Наверное, она могла бы его понять. Или хотя бы поверить, что он не сошел с ума.
Он не понимал и активно боролся с тем дурацким проклятием и наваждением и снова не понимал, в чем он виновен. Но одно он знал точно - все это реальность, все это было на самом деле, было с ним там когда-то, триста лет назад. Он видел это своими собственными глазами. И ему теперь уже не нужны были какие-либо доказательства. Это был для него сложившийся факт, как бы он ни был абсурден. А поскольку такое действительно никому не расскажешь, теперь ему придется с этим справляться самому.
Ну что ж, поиграем!
20
Он сидел в своем офисе и рассеянно слушал, как его заместитель подробно рассказывал о конкурсе проектов, который они выиграли…
– Шеф, Вы как будто не рады?
– Это для тебя впервые, а я уже столько тендеров выиграл - не удивишь. Как будто могло быть иначе… – очнулся он от своих мыслей. Потом подумал немного, посмотрел на своего зама и спросил.
– Скажи мне… та девчонка, которую ты поймал в аэропорту… ты заблокировал ее карту?
– Конечно! При Вас тогда же позвонил в банк.
– Да–да, я забыл… Пожалуй …
Он еще помолчал немного…
– Знаешь что … Позвони туда и сними блокировку. Решит сама, как ей жить. Большая девочка уже… Пусть потратит то, что там осталось. Сделай это с уведомлением, чтобы она была в курсе.
Заместитель посмотрел на него с удивлением. Помялся и ответил.
– Я не успел вам рассказать… Думаю, ей это ни к чему. Пока Вас не было…
– Что еще?
– Пока Вас не было, она занесла Вам это… - и он протянул большой конверт. Из него выпали со звоном ключи. Он развернул бумаги. Там были документы на ее квартиру, магазин и доверенности на все это. Здесь было целое состояние. Состояние для какой-то девчонки с периферии. И почему-то все это теперь лежало здесь, на его столе, в виде никчемных бумаг…
– Скажи, - спросил он снова своего зама, - она больше ничего не говорила?
– Нет, только просила Вам это передать.
– А кто тот парень, помню, ты выяснял это для меня?
– Парень - какой-то художник…
– Кто такой? Мы его знаем? Сколько стоят его картины? – оживленно перебил он его.
– Нисколько. Их никто не покупает. Он их рисует и складывает. И снова рисует. Непризнанный гений!
– И все?
– Все.
Они помолчали немного.
– Молодой? – с надеждой в голосе спросил он.
– Да… такой же, как мы, лет сорок - сорок пять… – получил он безжалостный ответ…
– Вы меня извините, шеф… – тактично добавил его зам, - странная она какая-то.
– Да, странная… - пробормотал он.
– Ладно, возьми все это, - он протянул ему конверт с документами и ключами.
– Отдай в агентство, пусть заберут и с концами. Цена не имеет значения. Все.
21
Уже две недели, как он вернулся из Испании… Или из Франции. Скорее из Франции, куда он ездил и откуда сбежал. А на обратном пути даже не взглянул на горы. Снегу в этом году было много. Скоро сезон закончится, а он так и не съедет ни разу с горы и так пропустит сезон. Но почему-то не тянуло больше вставать на лыжи и отрываться с одной горы на другую, с подъемника на подъемник. Хотя, наверное, зря. Там, наверху, можно ни о чем не думать, просто лететь с тех гор навстречу ветру и этой неизвестности внизу. Почему он так любил этот скоростной спуск, когда любую голубую гору можно превратить в черную трассу и неукротимо мчаться с нее. Потому, что там он всегда был один. И один на один с горой и скоростью, и ветром в лицо. Потому, что так он и жил, и летел без остановки, никогда не падая, летел навстречу всем препятствиям и всегда побеждал. И снова оставался один.
Неизвестность. Теперь каждый день он не знал, чего ему пожелать. Он был выбит из этой накатанной колеи и даже чувствовал какую-то неуверенность, словно боялся упасть. И теперь появились люди в его жизни, о которых он не мог не думать. Не мог и не хотел. Те люди, три сотни лет назад и эта девушка сегодня, там на своей ферме. Она ходила по своей земле, по той мостовой. Заходила в дом, где висели портреты предков. Смотрела на его разрушенный замок. И тоже была совсем одна. Так ему казалось. И он не мог о ней не думать. Вспоминал ее с каким-то удовольствием и радостным предчувствием. Хотя она была там - так далеко от него. И ему снова хотелось заглянуть сквозь ее старый забор и видеть ее снова. Что это было? …