Маршал Ланн, опасаясь, что в городе могут найтись фанатики, которые убьют Фуэнтеса Пиньятелли, потребовал выдать его живым. Несчастного привел тюремщик со зверским лицом, который мучил его во время долгого заключения, а теперь нагло, с пистолетами на поясе, довел его до комнаты маршала и заявил, что хочет получить расписку из рук командующего французской армии. Маршал велел выставить его за дверь, но этот человек не хотел уходить без расписки, и нетерпеливый Лабедуайер спустил его с лестницы пинками в зад. На князя Пиньятелли было тяжело смотреть, настолько он настрадался во время своего заключения! Его била лихорадка, но не было ни одной кровати, чтобы его уложить, я ведь уже говорил, что маршал размещался в совершенно пустом доме, зато рядом с местом военных действий. Менее добросовестный генерал Жюно жил в богатом монастыре больше чем в 1 лье от города. Он жил на широкую ногу и предложил князю свое гостеприимство, на что тот согласился. Это стало роковым для него, так как Жюно в честь этого закатил такую пирушку, что желудок князя, испорченный тюремной едой, не выдержал резкого перехода, и князь Пиньятелли умер в тот момент, когда он так радовался свободе! Он оставил более 900 тысяч франков одному дальнему родственнику, у которого до этого почти ничего не было.

При капитуляции принято оставлять офицерам шпаги. Так и поступили со всеми военными Сарагосы, кроме Палафокса, по поводу которого маршал получил особые распоряжения от императора, и вот почему. Гвардейский полковник граф Палафокс был преданным другом Фердинанда VII и сопровождал его в Байонну. Отречение принца и Карла IV привело в отчаяние испанских дворян, которых Наполеон собрал на ассамблею. Почти все они признали Жозефа королем, потому что находились во Франции во власти императора и боялись ареста. У Палафокса были те же опасения, и он тоже признал Жозефа. Но как только граф вернулся в Испанию, он заявил, что на него было оказано моральное давление, и возглавил восставшую Сарагосу.

Император расценил такое поведение как предательство и приказал после взятия города считать графа Палафокса не военнопленным, а государственным преступником, поэтому его надо было разоружить и препроводить в Венсенский замок. Маршалу Ланну пришлось послать офицера арестовать защитника Сарагосы и отобрать у него шпагу. Он поручил это д’Альбукерке. Для него это оказалось очень тяжелым поручением, так как он не только был испанцем, но еще и родственником, бывшим соратником и другом Палафокса. Я так и не смог понять, почему маршал выбрал для этой миссии д’Альбукерке. Вынужденный повиноваться, д’Альбукерке отправился в Сарагосу очень удрученным. Палафокс вручил ему свою шпагу и сказал с благородной гордостью: «Если бы наши славные предки д’Альбукерке вернулись в этот мир, то любой из них предпочел бы оказаться на месте узника, слагающего эту покрывшую себя славой шпагу, чем на месте ренегата, пришедшего за ней от имени врагов Испании, его Родины!»

Бедняга д’Альбукерке чуть не потерял сознание, ему пришлось на что-то опереться. Эту сцену нам описал капитан Паскаль — император поручил ему принять Палафокса после ареста, и он присутствовал при встрече графа и д’Альбукерке. Палафокса отправили во Францию, где он находился с марта 1809-го по 1814 год.

Вот странность человеческих судеб! Палафокса провозгласили губернатором Сарагосы во время восстания, история приписала ему героическую защиту этого города, хотя он мало ей способствовал, поскольку тяжело заболел в первые же дни осады и передал командование генералу Сен-Марку, бельгийцу на испанской службе. Именно Сен-Марк с поразительной смелостью и талантом выдерживал все наши атаки. Но он был иностранцем, и испанцы приписали всю славу Палафоксу. Эта слава перейдет и к его потомкам, тогда как мужественный и скромный Сен-Марк останется в тени, и никакая реляция не упомянет его имени.

На следующий день после капитуляции гарнизон Сарагосы прошел перед маршалом Ланном, сложил оружие, и солдаты были отправлены во Францию как военнопленные. Но так как их было 40 тысяч человек, то две трети из них по дороге сбежали и снова начали убивать французов, присоединившись к разным группам партизан, которые вели с нами ожесточенную войну. Многие из тех, кто вышел из Сарагосы, умер-

Мемуары генерала барона де Марбо

ли от тифа, который они уже носили в себе. Почти полностью разрушенные улицы города были заполнены мертвыми и умирающими! Так что французов, из которых был сформирован новый гарнизон, тоже постигла эта болезнь.

Г ЛАВА X

Я сопровождаю Ланна в Лектур, Бордо и Париж, выполняя роль курьера. — Эпизод. — Отъезд в Аугсбург. —

Мутон при Ландсхуте

Сарагоса была взята. Выполнив свою миссию, Ланн направился к императору в Париж, чтобы сопровождать его в Германии, где война с Австрией казалась неизбежной. Путь от Арагона до Би-дасоа мы проделали верхом. В Пиренеях недалеко от Памплоны на наш эскорт напал отряд знаменитого партизана Мины. Слуга маршала, который обычно скакал впереди его кареты, был убит.

В Сен-Жан-де-Люзе маршала ждал его экипаж, и он предложил в нем места Сен-Марсу, Ле Культё и мне. Я продал лошадей, а де Вири взялся доставить моего слугу. На роль курьера сначала попробовали одного из камердинеров маршала, но он не подошел. Форейторов не было, и мы трое — Ле Культё, Сен-Марс и я — предложили себя в этом качестве на три станции каждый. Я понимал, что мне нелегко будет скакать во весь опор с почтой, едва оправившись после двух ран, но я надеялся на свою молодость и крепкий организм. Когда я заступил на дежурство, была темная ночь, разразилась сильная гроза. К тому же передо мной не было ни одного форейтора, как это обычно бывает с нарочным, доставляющим депеши, и я оказался в трудном положении. Моя лошадь попадала в ямы, карета наезжала на меня, я не знал, где располагались почтовые станции, а в такой темноте и в такую погоду найти их было трудно. Ко всем несчастьям я долго ждал парома на берегу Адура напротив Пе-реорада и очень продрог. Когда я снова оказался в экипаже, я дрожал и мои раны болели. Из таких эпизодов нетрудно заметить, что не все так прекрасно в жизни адъютанта. Мы провели двое суток в Лектуре, где у маршала был очень удобный замок, представлявший собой перестроенные здания бывшего епископства.

Затем мы снова пустились в путь к Парижу, поочередно выполняя роль форейтора и вестового. Маршал ехал днем и ночью. Мы были вынуждены поститься все шесть дней пути и питаться только тем, что было возможно съесть в дороге. Поэтому7 я был крайне удивлен, когда однажды вечером маршал попросил меня остановиться на станции в Петиньяке или Руле, и объявил, что он остановится на час, чтобы поужинать. Я был еще более удивлен, обнаружив, что по указанному им адресу нет гостиницы. Но когда обитатели этого дома узнали о приезде маршала, они выказали искреннюю радость, накрыли стол, уставили его вкусными блюдами и со слезами радости на глазах бросились его встречать. Маршал, тоже со слезами на глазах, обнял всех, включая самых маленьких обитателей этого дома, и выразил хозяину самую нежную дружбу. После ужина он приказал Сен-Марсу достать из его портфеля прекрасные золотые часы и золотую цепочку с застежкой, украшенной крупным бриллиантом, и подарил их станционному смотрителю и его жене, дал 300 или 400 франков их слугам и уехал, провожаемый самыми нежными пожеланиями.