Не поворачивая головы, чтобы не выпустить из вида противника, с которым мы скрестили оружие, я приказал вольтижеру-нормандцу51, считая, что он находится сзади меня, положить ружье мне на плечо, взять на прицел испанского бригадира и выстрелить. Не почувствовав тяжести ствола, я на мгновение повернул голову, отступив на шаг, и что же я увидел? Мой нормандский солдат со всех ног бежал к вершине холма! Испанский бригадир усилил свои выпады, но, видя, что не может меня достать, он поднял на дыбы свою лошадь, и ее передние ноги несколько раз ударили меня прямо в грудь. К счастью, удары были не очень сильными, так как дорога шла вверх, а на задних ногах лошадь стояла не очень твердо. Каждый раз, когда она снова ставила свои передние ноги на землю, я бил ее саблей по носу, так что она больше не поднималась на меня.

Тогда бригадир вышел из себя и крикнул всаднику, двигавшемуся за ним: «Бери карабин, дорога поднимается, я пригнусь, ты прикончишь этого француза из-за моего плеча...» Я понял, что этот приказ означает мою смерть! Но чтобы его выполнить, солдат должен был вложить саблю в ножны и отстегнуть карабин. Все это время бригадир старался достать меня острием своего оружия, нагнувшись к шее лошади, и тогда я решил совершить отчаянный поступок, который мог либо спасти меня, либо погубить! Не спуская глаз с испанца и видя, что он наклоняется еще больше, пытаясь меня достать, я замер, и в ту секунду, когда его тело нависло надо мной, я отскочил вправо, нагнулся, уходя от удара моего противника, и мой клинок до половины вонзился в его левый бок! Бригадир издал ужасный крик и опрокинулся на круп своей лошади! Он, вероятно, упал бы на землю, если бы следующий за ним всадник не подхватил его...

При резком движении из кармана моего ментика выпали депеши, которые я нес императору, я мгновенно их подобрал и стал подниматься к концу улочки, где начинались виноградники. Там я обернулся и увидел, что испанские карабинеры сгрудились вокруг своего раненого бригадира и что в этом узком наклонном месте им очень трудно разобраться с раненым и лошадьми.

Эта стычка заняла меньше времени, чем потребовалось для рассказа о ней. Видя, что я оторвался от моих врагов, по крайней мере, на какое-то время, я пробежал через виноградник и оказался на вершине холма. Я понимал, что выполнить поручение и прийти к императору в Аранду невозможно, и решил вернуться к маршалу Ланну через то место, где я оставил Тассена с пикетом пехотинцев. Я не надеялся там их застать, но в том направлении были части, от которых я ушел накануне. Напрасно я высматривал своего вольтижера, его я не увидел, но заметил кое-что более полезное для меня — чистый ручей. Я остановился на мгновение, оторвал угол рубашки, сделал что-то вроде компресса, закрепив его на голове с помощью платка. Депеши были залиты кровью, но меня это не волновало, настолько я был озабочен положением, в котором оказался.

Волнения этой бурной ночи, поход по каменистым тропам в сапогах со шпорами, сражение, которое я только что выдержал, ранение в голову, пролитая мною кровь — все это истощило мои силы. Я ничего не ел от самой Туделы, для поддержания сил у меня была только вода! Я напился большими глотками. Мне хотелось немного отдохнуть у этого очаровательного источника, но я увидел трех испанских карабинеров, которые выезжали на лошадях из Агреды и направлялись ко мне по тропинкам в винограднике. Если бы им пришло в голову спешиться и снять свои ботфорты, они, скорее всего, настигли бы меня. Но их лошади с трудом поднимались по узким каменистым тропинкам и даже совсем остановились перед большими валунами, за которыми я укрылся.

Тогда всадники стали продвигаться вдоль валунов в том же направлении, что и я, между нами было расстояние на длинный выстрел карабина. Они кричали мне, чтобы я сдавался, что они солдаты и будут обращаться со мной как с военнопленным, а если меня захватят крестьяне, то обязательно зарежут. В этом была своя правда, и признаюсь, что, если бы у меня не было депеш для императора, я возможно бы и сдался, настолько я был изможден!

Однако, думая только о том, как бы подольше сохранить драгоценный пакет, доверенный мне маршалом, я продолжал идти, ничего не отвечая. Тогда испанцы стали стрелять в меня из карабинов. Пули ударяли в скалы у моих ног, но ни одна меня не задела, так как расстояние для прицельного огня было слишком велико. Сама стрельба не волновала меня, но я испугался, что на выстрелы прибегут крестьяне, которых поднявшееся солнце уже должно было позвать на работу. Я представил себе, как на меня нападут жестокие жители этих гор. И казалось, что зловещее предчувствие уже сбывается, так как в полулье от себя я увидел человек пятнадцать мужчин, быстрым шагом продвигавшихся по долине в моем направлении!.. В руках у них было что-то блестевшее в лучах солнца. У меня не было сомнения, что идут крестьяне, вооруженные лопатами, и железо блестит на солнце. Я уже считал, что совсем пропал. В отчаянии я собрался уже скатиться по скалистом)' северному склону холма, чтобы добраться до горного потока, перебраться через него и укрыться в какой-нибудь расщелине в горах, возвышающихся за этим глубоким ущельем. Потом, если меня не обнаружат, я ночью пройду к Тара-соне, если у меня хватит на это сил...

Такой план, скорее всего, не удался бы, но это была моя последняя надежда. Я уже собрался его выполнять, когда вдруг заметил, что карабинеры перестали в меня стрелять и двинулись навстречу группе, которую я принял за крестьян. При приближении железные инструменты, которые я принял за лопаты или мотыги, выставились вперед, и я с радостью увидел, что испанских карабинеров встретили огнем. Испанцы тотчас повернули назад и помчались во весь опор к Агреде, хотя двое, кажется, были ранены!.. «Это французы! — вскричал я. — Скорее к ним!..» Мысль о том, что я спасен, придала мне силы. Я стал спускаться, опираясь на клинок сабли. Французы заметили меня. Они взобрались на холм, и я оказался в объятиях храброго лейтенанта Тассена!

Вот каким обстоятельствам я обязан тому, что ко мне пришла эта чудесная помощь. Солдат, который меня бросил в схватке с карабинерами на улицах Агреды, быстро добежал до виноградников, откуда, перепрыгивая, как горный козел, через лозы, рвы, выступы и изгороди, очень быстро пробежал 2 лье, которые нас отделяли от того места, где мы оставили пост Тассена. Отряд собирался двинуться к Тарасоне, солдаты ели суп, когда прибежал запыхавшийся нормандец. Прежде всего, он не захотел пропустить еду, сел со всеми и принялся спокойно обедать, не говоря ни слова о том, что произошло в Агреде... На мое счастье, его заметил Тассен, удивился его возвращению и спросил, где тот оставил офицера, которого ему поручили сопровождать. «В большой деревне с пробитой головой, он сражался с испанскими всадниками, которые рубили его саблями», — ответил мой нормандец. Услышав это, лейтенант Тассен приказал отряду взять оружие, выбрал пятнадцать самых ловких солдат, и они бросились к Агреде. Офицер и его маленький отряд проделали уже 1 лье, когда услышали ружейные выстрелы. Из этого они заключили, что я еще жив и нуждаюсь в скорой помощи. Подстегнутые надеждой меня спасти, эти смельчаки ускорили шаг и наконец заметили меня на гребне холма, когда я служил мишенью для трех карабинеров!..

Лейтенант Тассен и его люди были утомлены, а я уже не мог держаться на ногах. Мы устроили небольшой привал, во время которого я высказал всю благодарность лейтенанту и его вольтижерам, радость которых была так же велика, как и моя. Затем мы дошли до бивуака, где Тассен оставил половину своих людей. Там находилась ротная марки-танка, ее мул был нагружен двумя бурдюками вина, хлебом и ветчиной. Я купил все это для вольтижеров, и мы устроили обед, в котором я тоже очень нуждался. Еду разделили с нами и двое гусар, оставленных на этом посту прошлой ночью. Один из них отдал мне свою лошадь, сам он сел на мула монаха, и мы выехали в Тарасону. Я испытывал сильную боль, так как кровь на моей ране засохла и образовала корку. В Тарасоне я нашел авангард маршала Ланна. Генерал, командующий авангардом, отправил меня на перевязку, затем дал лошадь и двух гусар для сопровождения в Туделу, куда я и прибыл к середине ночи.