– Мне не нравится, когда ты на меня сердишься, Олух. Я не хотел сюда плыть, не хотел заставлять тебя. Но мы должны были это сделать. Нужно помочь принцу.

Он ничего не ответил, и я вновь ощутил его холодную враждебность, но сейчас он хотя бы не наносил ударов при помощи Скилла. Я знал, где найти мед. Выйдя из нашей палатки, я направился вверх по склону, к шатрам нарчески и принца. Между ними виднелось разноцветное жилище Шута. Мне показалось, что в сгущающихся сумерках оно испускает легкое свечение.

Я остановился, прежде чем войти. Клапан палатки был аккуратно завязан. Однажды, много лет назад, когда я был мальчишкой, мне довелось без приглашения зайти в комнату Шута. И я долго об этом жалел, поскольку не сумел разгадать многочисленных тайн, а в отношениях между нами появилась трещина. И хотя Шут никогда не формулировал правил, он научил меня, как должны строиться наши отношения. Если я задавал ему вопросы о его прошлом, он отвечал только тогда, когда хотел, и любые проявления моего любопытства считал вторжением в его частную жизнь. В результате я знал о нем только то, что он пожелал мне сообщить. Поэтому я застыл перед входом в его палатку на ледяном ветру – стоит ли рисковать? И выдержат ли наши отношения еще одну трещину?

Потом я наклонился, отодвинул полог и вошел внутрь. Материал палатки был мне незнаком, возможно, какой-то необычный вид шелка, но он оказался таким плотным, что полностью защищал от ветра. От небольшой жаровни, установленной в яме, вырытой в земле, лился свет. Шелковистые стены хорошо удерживали тепло. Однако в палатке царил сумрак, хотя тусклый свет жаровни и отражался от блестящих стен. Тонкий ковер покрывал почти все мерзлую землю, в углу Шут устроил себе простое ложе из шерстяных одеял. Мой волчий нос уловил аромат его духов. В другом углу стояла сумка с одеждой и кое-какие вещи. Я заметил, что он привез с собой Петушиную корону без перьев. Почему-то я совсем не удивился. Перья с берега Иных, которые, как мне казалось, могли подойти к короне, хранились в моем сундучке. Некоторые вещи необходимо возить с собой.

У Шута оказался совсем небольшой запас еды и единственный котелок: очевидно, он рассчитывал на наше появление. Я не увидел в палатке никакого оружия; ножи годились лишь для приготовления пищи. Интересно, как он нашел корабль, который доставил его сюда, и почему не захватил с собой побольше запасов. Среди его скудных припасов я нашел маленькую баночку с медом и взял ее.

Мне не удалось найти листка бумаги, чтобы оставить записку и сказать ему, что я не хотел, чтобы он отправился с нами к своей смерти, и я поступил так, чтобы сохранить ему жизнь. В конце концов я положил Петушиную корону на середину его постели. Но прежде повертел ее в руках, так что свет на мгновение отразился в блестящем глазу петуха. Шут поймет, что я заходил в палатку. Уходя, я завязал клапан собственным узлом.

Олух задремал, но когда я налил ему горячего чаю с медом, он проснулся. Выпив залпом половину чашки, он тяжело вздохнул.

– Так лучше.

– Хочешь еще? – Мне осталось совсем мало, но я не хотел упускать возможности улучшить отношения.

– Немного. Пожалуйста.

Я ощутил, как стена между нами немного опустилась.

– Тогда дай мне чашку. – Наливая ему подслащенный чай, я сказал: – Знаешь, Олух, мне жаль, что мы перестали быть друзьями. Я ужасно устал из-за того, что ты на меня злишься.

– Я тоже, – признался он, беря чашку из моих рук. – Это гораздо труднее, чем я думал.

– Правда? Так зачем же ты так себя вел?

– Чтобы помочь Неттл на тебя сердиться.

– Понятно. – Я не позволил себе продолжать разговор на эту тему, а лишь заметил: – Наверное, она считала, что так будет правильно.

– Да, – печально ответил он. Я задумчиво кивнул.

– Но с ней все в порядке, правда? Ей не грозит опасность?

– Она сердита. Потому что ей пришлось покинуть свой дом. Из-за дракона. Ей стало страшно, и тогда я сказал ей, чтобы она пришла сюда, потому что мы собираемся отрубить дракону голову. А она ответила, чтобы я не тревожился; ее отец убьет для нее дракона. Поэтому она в безопасности.

У меня закружилась голова. Сомнений не оставалось. Птица долетела до Баккипа, и королева тут же послала за Неттл. И кто-то – Кетриккен или Баррич – рассказал ей, что она моя дочь. Почему именно сейчас и как это произошло, теперь значения не имело. Неттл знает правду. Поэтому она сердится на меня, но нашла способ послать мне сообщение через Олуха, чтобы дать понять, что ей известно, кто я такой. А еще она понимает: я так поступал, чтобы ее защитить. Все мои чувства смешались.

Интересно, знает ли Неттл всю мою историю или ей известно лишь, что ее настоящий отец – это совсем не тот, кого она привыкла звать папой, и что его происхождение ставит ее под удар? Объяснил ли ей кто-нибудь, что такое Скилл? И что я обладаю Уитом? Я хотел сам сказать ей, что я ее отец, если уж этого не удастся избежать. Может быть, так ей было бы легко осознать случившееся? Я не знал. Я слишком многого не знал, а обо мне ей и вовсе почти ничего не известно.

В следующее мгновение на меня накатила новая волна. Если Неттл в Баккипе и если она захочет открыть свой разум для нашего Скилла, мы сможем войти в контакт с королевой и рассказать ей о том, что происходит. Меня охватило странное возбуждение. Наконец-то у принца Дьютифула появилась настоящая группа Скилла.

Я отвлекся от своих размышлений, когда Олух протянул мне пустую чашку.

– Ну, ты согрелся? – спросил я.

– Немного, – ответил он.

– И я тоже, – сказал я, но мои слова не имели никакого отношения к холоду северной ночи.