Война… Фронт… В голове пронеслась вереница мыслей… Родина в опасности! Украина, моя родная цветущая Украина, уже испытала первый удар вероломного врага. Жизнь моих сограждан под угрозой!

Чувство ненависти к врагу росло, овладевало всеми помыслами. Поделиться своими переживаниями с друзьями некогда — начинается обычный учебный день. После обеда командир читает нам сводку, первую сводку командования Советской Армии.

Вечером нас собрал комиссар — как всегда, спокойный, подтянутый.

— Товарищи! — сказал он. — Фашисты захватили оружие и боеприпасы нескольких европейских армий, промышленность Чехословакии, Австрии, Польши, Голландии, Франции и других стран. Гитлеровцы рассчитывают на молниеносный удар, но наша армия, воспитанная партией Ленина — Сталина, даст отпор захватчикам. Все силы мы должны бросить на защиту Родины. Сейчас наш лозунг — всё для фронта, всё для победы. Нами руководит Сталин, и мы победим!

Мы в едином порыве закричали «ура». В эту секунду я, рядовой лётчик, уже чувствовал себя участником справедливой борьбы, которую ведут воины нашей многонациональной Родины. Великая воля к победе захватила и меня. Я был уверен, что через несколько часов полечу на фронт.

Комиссар закончил деловито и внушительно:

— Фронт требует лётчиков. Надо их готовить. Работайте, товарищи инструкторы, ещё лучше, ещё тщательнее отрабатывайте технику пилотирования, свою и курсантов! Когда вы понадобитесь, будете отправлены на фронт. А пока — с утроенной энергией за учёбу. Дисциплина — прежде всего!

«Я лётчик-истребитель, и моё место — на фронте» — вот о чём думал я с самого утра. Но приказ нашего командования был ясен и безоговорочен. Фронт требует лётчиков, и мы должны их готовить. И всё же как хотелось мне в этот вечер вылететь в действующую часть!

6. В ДНЯ ВОЙНЫ

Курсантам выдали винтовки. На аэродром привезли пулемёты.

Жизнь идёт всё так же размеренно, но работаем ещё больше и каждую свободную минуту слушаем радио. Вечером политрук читает нам сводку за день. Мы узнаём о героических подвигах наших лётчиков.

В памятный день 3 июля 1941 года мы собрались в Ленинской комнате и с напряжённым вниманием, с глубоким волнением слушали выступление великого вождя.

«Вперёд, за нашу победу!» провозгласил, заканчивая свою речь, товарищ Сталин.

Слова вождя стали для меня путеводными. Я знал, что моя страна всё подчиняет интересам фронта и задачам разгрома врага и что обязанность каждого из нас, на каком бы маленьком участке мы ни стояли, — перестроить свою работу на военный лад.

Все мы — инструкторы и курсанты — работали с необычайным подъёмом, у каждого из нас росло чувство ответственности.

Уже миновала середина июля. Напряжённые бои шли на Псковском, Смоленском и Новоград-Волынском направлениях.

Весь народ поднялся на защиту Отчизны. «Всё для фронта, всё для победы!» Я читаю эти слова в газетах, слышу их по радио, живу ими. Выполняя срочные заказы фронта, рабочие не уходят с заводов и ночью. Задания фронта выполняются невиданно быстро.

С волнением читаем мы о героизме советских людей и на полях сражений, и в цехах заводов, фабрик, и на колхозных полях. А если в газете промелькнёт знакомая фамилия лётчика или товарища по училищу, уже вступившего в бой, то мы испытываем чувство гордости за него и без конца говорим о нём.

Газета переходит из рук в руки:

— Наши-то бьют фашистов! Честь училища высоко держат!

Мы получали от друзей с фронта письма, короткие, бодрые, с описанием боевых вылетов. Они уже сбивали вражеские самолёты…

Мои курсанты кончили полёты на учебно-тренировочном самолёте и должны были приступить к тренировке на боевом «И-16». Я был уверен, что как только они кончат учёбу, отправят на фронт и меня. С нетерпением ждал этого дня.

И вдруг мои планы рухнули. Произошло это так. Я проводил с курсантами ознакомительные полёты в зону. За день сделал десять полётов. Всё шло отлично. Самолёт «УТИ-4» был новенький, его дали моей группе за хорошую учебно-боевую подготовку.

Случилось так, что последний курсант по рассеянности допустил на взлёте ошибку и наш самолёт потерпел аварию. Мы оба отделались легко — ушибами, но мне очень жаль было, что новая машина получила повреждения.

После этого командир эскадрильи изменил своё отношение ко мне. На каждом разборе он непременно вспоминал об аварии. Я оказался в числе нерадивых. О фронте нечего было и мечтать — на фронт посылались лучшие… Было обидно и горько. Конечно, я мог бы оправдаться, но командир ничего не хотел слушать.