Неспособность Абхая участвовать в деятельности Гаудия-матха неожиданно обернулась ему во благо. Он всегда был скорее прихожанином, нежели членом матха, и (по крайней мере, на первый взгляд) больше предпринимателем-грихастхой, нежели миссионером. Поэтому все эти раздоры обошли его стороной. Он, правда, был связан с матхами в Бомбее и Аллахабаде, но не занимал там руководящих постов, и поэтому ему не нужно было на что-то притязать или участвовать в судах. Да и не хотелось ему вставать ни на одну из сторон в борьбе за власть. Как и многих других учеников, его удручало, что наказом их духовного учителя о сотрудничестве пренебрегли, а его миссия стала предметом судебного разбирательства. Абхай знал, что Шрила Бхактисиддханта всегда призывал старших учеников к сотрудничеству, поэтому не мог одобрить действий ни одной из враждующих сторон. Он не хотел участвовать в этой войне.

Но он хотел проповедовать. Хотя цель стать «прекрасным англоговорящим проповедником» оставалась пока больше предметом его размышлений, нежели активных действий, Гаудия-матх, по логике, мог бы стать хорошим средством для его проповеди. Абхай уже печатал свои статьи в изданиях Гаудия-матха и сотрудничал с духовными братьями в Аллахабаде и Бомбее. Разумеется, служение духовному учителю означает служение в его миссионерской организации, но Гаудия-матх, некогда славившийся чистой и смелой проповедью послания Господа Чайтаньи, теперь был известен в основном своими распрями. Развал Гаудия-матха ударил и по Абхаю. Как мог он в таких условиях выполнять наказ духовного учителя — проповедовать? Раньше главным препятствием для его проповеди были семейные обязанности, но сейчас положение значительно усложнилось. Теперь ничего другого не оставалось, как сидеть и ждать исхода этих сражений. Что же уготовил ему Кришна?

1938 год

Дела в Бомбее не ладились. Абхай, которому было уже сорок два года, со всей семьей переехал обратно в Калькутту, где арендовал дом номер 6 на Сита-Канта-Банерджи-Лейн. С обеих сторон этой узкой улочки стояли трехэтажные дома. Его офис располагался на первом этаже и выходил окнами на улицу; семья жила на втором этаже. Абхай снял примыкающее здание, дом номер 7, и на первом его этаже устроил небольшую химическую лабораторию, где стал производить дистиллированную воду, «Болеутоляющую мазь Де», «Вимал тоник», уколы от нарывов «Альпа» и другие лекарства. Маленькую постройку на заднем дворе он тоже приспособил под производство. Над дверью, выходящей на улицу, он прикрепил большую вывеску — «Абхай Чаран Де и сыновья», на которой был изображен сам Абхай Чаран с пышными усами.

Иногда Абхай нанимал себе в помощь двух-трех человек, но чаще работал один. Он поставлял дистиллированную воду своим агентам, в частности «Бенгал компани» и «Глюконет». Для рекламы «Болеутоляющей мази Де» была напечатана брошюра, в которой говорилось: «Отлично снимает боль при подагре, ревматизме и других недугах». А если пациент хотел навсегда избавиться от подагры, ревматизма и других недугов, брошюра Абхая предписывала ему, в дополнение к «Болеутоляющей мази Де», «воздерживаться от спиртных напитков и других одурманивающих средств и употреблять в пищу простые и чистые продукты, такие как овощи и молоко».

Новое дело в Калькутте сразу пошло на лад, и все же сердцем Абхай был далеко отсюда. Да, ему приходилось зарабатывать деньги, чтобы содержать семью. Таков был его долг. Однако новые знакомые в Калькутте видели, что сердцем он предан Богу. Хоть он и был деловым человеком и главой семьи, все-таки проповедь и литературная деятельность занимали его больше, чем семья и бизнес.

Чханди Мукерджи (с соседней улицы Бихари): Его интересовало только преданное служение, а бизнесом он занимался лишь для поддержания семьи. Было видно, что им движет иной мотив, нежели стремление извлечь выгоду, заработать денег или разбогатеть.

Чаран Мукерджи (сосед Абхая): Абхай Чаран Де всегда очень терпеливо выслушивал все, даже самые вздорные доводы любого посетителя, в том числе и мои. Не зная философии, я выдвигал множество совершенно нелепых аргументов, а господин Де всегда очень терпеливо слушал. Он никогда не раздражался, всегда был очень спокоен и рассказывал мне о Боге. Он говорил только о Кришне. Он переводил «Гиту» и вел свои дела.

Соседи часто заставали его сидящим на кушетке в гостиной. Он читал книги своего духовного учителя, время от времени повторяя вслух санскритские шлоки. С теми, кто заходил к нему, он любил говорить о философии. Члены его семьи, как правило, находились в верхних комнатах, а он сидел внизу, в гостиной, одетый в дхоти и курту, а иногда в дхоти и жилетку. Иногда он писал, а дети его в это время играли на улице с детьми семьи Гангули, жившими в том же доме, в квартире, выходившей во двор.

С соседями жили очень дружно, как одна семья, и Абхай часто общался с ними. Говорили они, как правило, о вайшнавской философии и лишь изредка — о бизнесе. По мнению господина Гангули, речь Абхая была «ученой и всегда в высшей степени философской». Он был поглощен философией сознания Кришны и даже в коротких беседах ссылался на Кришну и говорил о том, что «Бхагавад-гита» называет Кришну основой материального и духовного миров. Работая в своей лаборатории, принимая пустые стеклянные бутылки у торговца-мусульманина или выходя продавать свои лекарства, он всегда говорил и думал о Боге.

В те дни в Калькутте нередко можно было встретить человека, проявляющего интерес к Богу. Абхай заметил, что даже Абдулла, мусульманин, продававший стеклянную тару, очень религиозен. Однажды Абхай спросил Абдуллу, который когда-то был очень бедным, но благодаря своему делу разбогател:

— Теперь у тебя есть деньги. На что же ты собираешься их потратить?

Торговец бутылками ответил:

— Дорогой господин, я мечтаю построить мечеть.

Тем временем война в Гаудия-матхе разгоралась все сильнее. Обе партии были движимы нечистыми мотивами, и обе отклонились от наставлений духовного учителя. Сама их попытка добиться права собственности через суд означала, что духовные братья не повиновались желанию духовного учителя, которое он столь ясно выразил в завещании. Суды тянулись годами, но тяжбы не могли ни сблизить учеников, ни очистить их. Местный суд вынес решение в пользу Ананта-Васудевы, но другой суд, высшей инстанции, постановил, что две трети собственности Матха принадлежат Кунджавихари, а Васудеве — только одна треть. Несмотря на это, сторонников у Васудевы было больше — многим казалось, что он более решительно настроен восстановить проповедь Гаудия-матха. Но вскоре Васудева, к тому времени уже санньяси, женился, тем самым нарушив свои обеты, и группы стали дробиться дальше.