Трое подвыпивших парней решили, видимо, поразвлечься. По-своему, конечно, по-американски: к огромной колонне, около трех футов в диаметре, они прилепили с помощью жевательной резинки серебряный доллар, вытащили свои кольты и начали соревноваться в меткости. А за колонной какая-то парочка невозмутимо потягивала коктейль. Лица девушки я не видел — она сидела ко мне спиной, но обратил внимание на ее удивительно красивые иссиня-черные волосы. Для парочки такие переделки были, наверное, не в диковинку, да и чувствовали они себя за колонной как за крепостной стеной. А поскольку публика не обращала особого внимания на пальбу, то и мне пришлось делать вид, будто ничего особенного не происходит. Но вдруг брюнетка за колонной вскрикнула и стала сползать под столик; ее белое платье было в крови. Как из-под земли появились полицейские, схватили парней, а я поспешил на помощь пострадавшей. К счастью, она оказалась всего лишь в обмороке: пуля разбила ее бокал, содержимое которого и приняли сначала за кровь
Доктор Уотсон, на правах друга ворвавшийся без доклада , застал Холмса играющим на скрипке. Уотсон нетерпеливо кашлянул. Знаменитый сыщик слегка поморщился.
— Как поживаете, Холмс? — не выдержал Уотсон.
Холмс вздохнул и опустил смычок:
— Скверно, доктор. Замучили посетители...
— Посетители? — рассеянно переспросил Уотсон и тут же с жаром воскликнул: — Должен вам сообщить, Холмс, жизнь полна удивительных совпадений!
— Не могу с вами не согласиться. — Холмс искоса посмотрел на друга. — Всякий раз, когда я беру в руки скрипку, приходите вы и начинаете кашлять. Поразительное совпадение!
— Да что вы! — отмахнулся Уотсон. — Мой случай гораздо интересней! Только вчера вечером я вернулся из-за океана...
— ...где блестяще распутали замысловатое преступление, — невозмутимо продолжил Холмс.
— А вы полагаете, что это совершенно невозможно? — спросил несколько обескураженно Уотсон, опускаясь в кресло.
— Ну что вы! Я уверен, что ваша история весьма занимательна.
— О да! — воспрянул духом Уотсон. — Думаю, что даже вам она покажется любопытной.
— Надеюсь, — Холмс пошуровал кочергой в камине и, устроившись в кресле, принялся набивать трубку.
— Как вы знаете, недавно меня пригласили в Лос-Анджелес, на Всемирный конгресс по судебной медицине, — начал свой рассказ доктор. — Я провел там с неделю и каждый день обедал в одном и том же ресторанчике. Там собиралась довольно занятная публика, наблюдать за которой — одно удовольствие, особенно для судебного врача и криминалиста. И вот однажды я стал свидетелем такой сценки.
Трое подвыпивших парней решили, видимо, поразвлечься. По-своему, конечно, по-американски: к огромной колонне, около трех футов в диаметре, они прилепили с помощью жевательной резинки серебряный доллар, вытащили свои кольты и начали соревноваться в меткости. А за колонной какая-то парочка невозмутимо потягивала коктейль. Лица девушки я не видел — она сидела ко мне спиной, но обратил внимание на ее удивительно красивые иссиня-черные волосы. Для парочки такие переделки были, наверное, не в диковинку, да и чувствовали они себя за колонной как за крепостной стеной. А поскольку публика не обращала особого внимания на пальбу, то и мне пришлось делать вид, будто ничего особенного не происходит. Но вдруг брюнетка за колонной вскрикнула и стала сползать под столик; ее белое платье было в крови. Как из-под земли появились полицейские, схватили парней, а я поспешил на помощь пострадавшей. К счастью, она оказалась всего лишь в обмороке: пуля разбила ее бокал, содержимое которого и приняли сначала за кровь. А когда девица — некая мисс Крэзифил — очнулась, выяснилось, что один из стрелявших парней — Том Найс — был отвергнутым ее поклонником.
— Простите, Уотсон, — Холмс подбросил полено в угасающий камин и сунул в трубку раскаленный уголек, — так в чем же, собственно, сложность этого... происшествия?
— Как? Вы еще можете об этом спрашивать? — изумился доктор. — Ведь полиция совершенно растерялась, и если бы не я... Парни, развлекавшиеся стрельбой в доллар, единодушно утверждали, что и понятия не имели, кто находится за колонной. При этом они особенно напирали на то обстоятельство, что при всем желании не могли подстрелить эту пташку, даже рикошетом. И если бы не я, полиция отпустила бы с миром всю эту бандитскую компанию...
— Так к какому же выводу вы пришли, дорогой доктор? — полюбопытствовал Холмс.
— Дорогой Холмс! — торжественно произнес доктор.— Я отдаю должное вашему проницательному уму, вашим познаниям в химии и криминалистике. Но есть одна область знания, которой вы почему-то не уделили должного внимания. Это физика. И я, признаться, давно ею увлекаюсь.
— Вот как? — Холмс попытался выразить на своем лице удивление.
— Ну... если говорить точнее, я занимаюсь историей физики, которая требует меньших математических познаний, а увлекает, пожалуй, еще более, чем сама физика... Да! На чем я остановился? Так вот, полиция уже совсем было собралась отпустить Тома Найса и его дружков, как вдруг я вспомнил о пятне Пуассона, и это сразу же позволило предъявить задержанным обвинение в покушении на убийство!
— А где же, доктор, «удивительные совпадения», которыми так «полна жизнь»?
— Ну разве не удивительно то, что как раз накануне вечером я закончил читать книгу по истории оптики, в которой, в частности, подробно рассказывалось о пятне Пуассона?!
— Напомните, пожалуйста, и мне, — попросил знаменитый сыщик, — что это за пятно.
— Как, вы не знаете? — изумился Уотсон.
— Дорогой друг, — улыбнулся Холмс, — вы уже не раз объясняли мне довольно простые вещи. Будьте же снисходительны и сегодня!
Доктор Уотсон прокашлялся.
— Еще в те далекие времена, когда в физике безраздельно господствовала корпускулярная теория света, Френель выдвинул волновую гипотезу. Великий Пуассон, ознакомившись с этой работой, запротестовал:
«Если дело обстоит так, как утверждает месье Френель, — заявил он, — то в центре тени, которую отбрасывает на экран непрозрачный диск, должно находиться светлое пятно. Как вы понимаете, господа, это абсурд!» Однако поставили эксперимент. И что же выяснилось? В центре тени оказалось светлое пятнышко! По иронии судьбы оно было названо пятном Пуассона.