— Довольно, Пашка, трусить!

— А сам-то ты!..

Мы вышли на освещенный склон. Над ночной тайгой струился холодный лунный свет. Лесные холмы внизу тонули в легкой зеленоватой дымке. В звездном небе висел ослепительный серебряный диск. По долине Тозамтоуи тянулся дымок — наш старик палил костер.

Подъем стал пологим, вершина горы постепенно теряла свой куполообразный вид. Чем выше к ней поднимались, тем больше она выравнивалась. Скоро стали видны просветы между деревьями, стоящими на противоположном склоне.

— Смотри-ка, смотри! — быстрым шепотом проговорил Павел.

Я вздрогнул от неожиданности, остановился и посмотрел туда, куда указывал мой спутник. На одном из деревьев чернел силуэт оленьих рогов. Паша осветил их фонарем и опустил пятно света по стволу вниз. На земле валялся череп какого-то животного. Среди мха торчал старый продырявленный котел. К огромному камню были прислонены чурки с выструганными на концах головами идолов. С ветвей деревьев, как длинные лишаи, свисали светлые полуистлевшие тряпки. Это было, по всей вероятности, заброшенное жертвенное место.

Мы почувствовали легкое разочарование: хотелось увидеть что-то сверхъестественное. Однако луна, черные стволы деревьев, рога и череп, деревянные идолы и полумрак среди тайги — все это по-своему действовало на психику. В древности здесь определенно могла стоять Золотая Баба! А кто нам докажет обратное?

Павел двинулся к деревянным истуканам. Я крикнул:

— Пашка! Не подходи: здесь могут стоять самострелы! *

Он отскочил, как ужаленный. Мы отошли на почтительное расстояние. Я объяснил Паше, что в старину вокруг жертвенных мест иногда расставляли самострелы — устройства со стрелой и натянутой тетивой. Посторонним нельзя было подходить к таким местам, и если кто осмеливался, погибал.

Под каменными глыбами на склоне мы выбрали место для ночлега. Отсюда была видна долина Тозамтоуи с дымком в нашем лагере. Что-то делает сейчас старик?

Заполыхал костер, мы подкрепились. Луна опустилась за горы, и в тайге стало темно.

Какая-то тень промелькнула над нами. Где-то невдалеке глухо проухал филин и под конец разразился на весь лес задористым человеческим хохотом. От этого мурашки пробежали по коже. Павел уставился на меня широко раскрытыми от удивления глазами.

— Это филин! — сказал я.

Павел с искренним огорчением заявил:

— Скорей бы проходила ночь! Не уснешь ни черта!

Мы пытались уснуть, но безуспешно: нервы были до того напряжены, что глаза открывались при малейшем звуке.

Так прошла ночь. Постепенно заалел восток. Над реками появился туман, который скоро заполнил все таежные низины. В молочной пелене оставались видны лишь острые шпили деревьев на возвышенностях. Только теперь стало тянуть ко сну. Веки словно налились свинцом. Костер потух, и мы незаметно уснули.

Над тайгой поднималось дневное светило. Пригретый туман тянулся вверх, медленно растворяясь в воздухе. Солнечные лучи веером расходились в молочной пелене. Где-то далеко слышался колокольчик нашего оленя. Потом прозвучали один за другим два выстрела. Я тронул Павла за ногу:

— Вставай!

Павел потянулся в своем чехле и, зарывшись в него снова, пробурчал невнятно:

— Сейчас, сейчас, еще одну минуточку.

Снова заполыхал костер. Мы отогрелись, доели

остатки вчерашних запасов. Подождали, когда туман рассеялся окончательно, и начали осмотр вершины Манья-Тумп. Кое-где лежали огромные каменные глыбы, заросшие лишайниками и мхом. Это останцы. Вполне вероятно, что в древности гора была совершенно безлесной.

Убого выглядело молебное место. Над совершенно истлевшими деревянными идолами и жалкими остатками какой-то утвари с веток деревьев свисали, как лишаи, обтрепанные и выцветшие лоскутки с узелками. Пожалуй, наиболее живописными были оленьи рога, развешанные на нескольких деревьях, да черепа, разбросанные на земле и заросшие мхом. Видно, сюда давно не приходили молиться старые манси: кости истлели и позеленели.

Небо над горной тайгой было прозрачно-голубым. Легко дышалось над этими зелеными просторами. Со стороны Урала возвышалась серая стена Поясового Камня. На восток до самого горизонта тянулись зеленые дали — древняя лесная страна 46

Манси-Поль. Из тайги на нас смотрели островерхие макушки елей. Левее возвышалась голая вершина горы Иохт-Хури. А дальше, на север, за ней тянулось море вершин с острыми гребнями. Перед нами простирался хмурый горный пейзаж нетронутого Урала.

Я очень люблю североуральский пейзаж и беспредельно счастлив тем, что Урал — моя родина. Люблю эту гордую и в то же время суровую красоту, от которой веет могуществом, силой. Могучая красота гор седого Урала вселяет в душу человека чувство, которое можно выразить только словами восхищения...