— Том, не развращай мальчишку! Иди отсюда, Майк, чего уставился? Марш в сад!

Мальчик, все еще неподвижно сидевший за столом и прислушивавшийся к разговору, неохотно вышел.

— Ну и несчастный же ты человек, Джон, как погляжу я на тебя, — с искренним сожалением сказал Том. — Дальше своего забора не видишь. А посмотришь через забор, — все тебе мерещится, что собираются к тебе залезть, холодильник уворовать.

— Дался тебе холодильник! — с досадой сказал Джон. — Завидно, что своего нет?

— Нет, Джон, младше я тебя, да по свету поскитался, людей повидал, — не завидую я, а жалко мне тебя. Был бы ты в их стране, повидал бы их дела, понял бы: не то что твой дом, им и богатства Докпуллера не нужны, они размахнулись на дела покрупнее. Они из своей страны такое сделают, что Докпуллер со своими богатствами — просто дрянь — тьфу! — внимания не стоит.

— Коммунистическая пропаганда! — угрюмо сказал Джон.

— Эх ты! Наслушался профсоюзных бонз да начитался «Медианского курьера» и без всякого смысла твердишь одно: «Коммунистическая пропаганда! Коммунистическое воззвание!» Ну, а в «Курьере» чья пропаганда? Господина Прукстера. Она тебе больше нравится? А ты не слушай ничьей пропаганды, сам смекай: ведь никому эта проклятая бомба так не страшна, как тебе, Доре и Майку.

— Это почему?

— А очень просто. Вот тебе почти сорок, а видал ли ты войну? Ведь когда за океаном бомбами и снарядами разрушали дома, убивали людей, ты преспокойно работал и копил денежки на свой дом. А там каждое поколение успевает две-три войны на своей спине попробовать. И ты думаешь, так будет продолжаться вечно? Шалишь, брат! Проголосовал ты за бомбу, значит, ее и получишь…

— Замолчи, Том! — в ужасе закричала Дора.

— Нет, не замолчу! — крикнул Том. — Не замолчу! Он только это и понимает. Он воображает, что будет по-прежнему мирно копаться в своем садике, пока наши бомбардировщики будут уничтожать города Коммунистической державы. Так она и позволит! Страна, расколотившая огромную армию нацистов, позволит нам безнаказанно убивать ее женщин и детей? Ну нет, это ты, Джон, дурачком не прикидывайся! Первой она на нас бомбу не пустит, но уж если мы посмеем, то тут держись…

— Не запугивай! Так мы их и пустим… — упрямо сказал Джон.

— Да разве тебя испугаешь! Конечно, ты не пустишь. Закроешь двери, окна, форточки, в саду дощечку выставишь: «Частное владение Джона Джерарда. Бомбы бросать строго запрещается».

— Не фиглярничай!

— Нет, это ты фиглярничаешь. Мир готов обрушиться, а он свое: «Плевать мне на мир, мой дом — моя крепость!»

— Послушай, Джон, — внезапно сказала Дора, — ведь Том правду говорит.

Джон, которого слова Тома застигли врасплох и потому заставили было призадуматься, услышав Дору, моментально рассвирепел. Ох уж эти женщины, всюду нос суют!

— Ну, ты, коммунистка! — грубо окрикнул он. — Всегда готова братца поддержать. Много ты понижаешь в политике!

Против обыкновения Дора не уступила.

— Да какая же тут политика? — с искренним удивлением воскликнула она. — Просто не хочу я, чтобы тебя и Майка в газ превратили. При чем тут политика?

— А не понимаешь, так не суйся! — огрызнулся Джон. Он был сбит с толку и неожиданным рассуждением Тома и еще более неожиданным сопротивлением Доры.

— Послушай, Джон, — сказала тихо Дора, — надо подписать. Неужели мы за то, чтобы этой проклятой бомбой уничтожали детей?

Джон чувствовал, что надо возразить, но он окончательно потерял нить: что, в самом деле, сказать? Он только твердо знал, что воззвание коммунистическое, но ведь в словах Тома, пожалуй, есть и правда… «Вот она, пропаганда, что делает!» — вдруг испугался он.

— Да ведь оно коммунистическое! — крикнул он в отчаянии. — Что же, ты хочешь, чтобы нас коммунистами считали?!

— Кем угодно пусть считают, лишь бы бомбы не было, — упрямо возразила Дора.

— А ты думаешь, как подпишем, так сейчас нас и послушают?..

— Вас двоих не послушают, а миллионы подпишут — поневоле придется послушать, — сказал Том.

— Уж и миллионы!

— Конечно. Неужели миллионы людей готовы погибать от бомбы? Эх, Джон, Джон! Да ведь не на бомбу, а на нашу глупость надеются все эти Бурманы. На то, что такие, как ты, скажут: мы — люди маленькие, ничтожные, мы не в силах ничего изменить…

— И верно, что не в силах, — несколько тише, но угрюмо сказал Джон. — Добьемся одного: попадем в коммунисты. В профсоюзе предупредили: кто подпишет, тот коммунист.

— Вот чего ты боишься! — усмехнулся Том. — Бонзы страшнее бомбы.

— Как знаешь, Джон, я подпишу, — сказала Дора.

Джон, который начинал было раздумывать, теперь пришел в ярость при мысли, что Дора посмела что-то решить без него и против него. Вряд ли он все-таки согласился бы подписать воззвание, но теперь, после слов Доры, об этом не могло быть и речи.

— Не смей! — яростно крикнул он. — Коммунистка! — И, исчерпав все доводы, он пригрозил: — Я преподобному Фредерику скажу.