Скуолдринг распорядился перетащить Джима в проходную. Трубя и звеня, примчалась пожарная команда, и Скуолдринг разослал сбежавшихся охранников ей на помощь и по постам.

Джим, которого положили на скамью, стал в тепле проявлять признаки жизни: раскрыл глаза, попытался было приподняться, но снова упал, прохрипев: «Воды!» Скуолдринг злобно сунул ему в зубы край жестяной кружки, Джим пил, обливаясь и захлебываясь.

— Ну, дохлятина, очнулся? — свирепо спросил Скуолдринг, когда Джим наконец уселся, опираясь спиной о стену. — Видишь этот крюк? — показал Скуолдринг на потолок. — Так вот, считай, что ты уже болтаешься на этом крюке. А не нравится, выкладывай все начистоту. Понял?

Но Джим и не собирался ничего скрывать. История была самая простая. В эту холодную ночь ему не повезло: ни в сарай, ни на чердак — нигде забиться не удалось. Вот и занесло его в доски: между штабелями были промежутки, есть где человеку погреться, все-таки там затишье. Ну, закурил, холодно ведь. Сам не заметил, как задремал, да, видно, огонек из трубки заронил…

— Ты мне глаза не отводи! — яростно закричал Скуолдринг. — Говори: кто послал поджигать?

— Я? Меня? Да господин начальник…

— Э, я думал, с тобой добром договорюсь… Ну, пеняй на себя!

Скуолдринг с таким свирепым видом подошел к бродяге, что тот завопил:

— Начальник, господин начальник, все скажу, все, что надо!..

— Забастовщики подослали?

— Они…

— Коммунисты?

— Они…

Скуолдринг услышал в коридорчике шаги Дакнайра и, наскоро показав Джиму свой знаменитый кулак, прошипел:

— Ну, смотри, попробуй отказаться от своих слов!

Дакнайр был взбешен. Этот неожиданный пожар грозил сжечь его карьеру. Скуолдринг понял, что дела его очень плохи, когда услышал, каким презрительным тоном хозяин бросил ему:

— Щенок слепорожденный! Мокрица! Туда же — взялся за охрану!.. Купи себе соску!..

— Да ведь забастовщики подослали, коммунисты… — заторопился Сэм, показывая на Джима, безуспешно пытавшегося вскочить со скамьи. — Сам сознался… Говори! — прикрикнул он на бродягу.

Джим, так и не совладав со своими ногами, снова свалился на скамью.

— Да… действительно… коммунисты… — бубнил он, — подослали… говорят: подожги… обещали… — тут бродяга запнулся, не успев придумать, что ему обещали.

Господин Дакнайр, брезгливо разглядывая бродягу, напряженно раздумывал. Конечно, можно затеять дело против забастовщиков. Да ему, Дакнайру, чести от этого мало: допустил, чтобы лазутчик коммунистов поджег завод! Выдумка хороша для Сэма, а не для будущего Великого Магистра Ордена. Здесь нужен взлет вдохновенней!

И вдруг господин Бернард Дакнайр понял: вот он, великий случай, великий шанс!

— Коммунисты сказали: подожги… обещали… — тянул бродяга.

— Заткнись! — угрожающе тихо сказал Дакнайр. — Чего врешь?

Бродяга осекся и замолчал. Он ничего не понимал: тот грозил, а этот… Скуолдринг был изумлен еще больше: хозяин не одобрял его замечательной выдумки.

— Ты видел, как упал огонь? — отрывисто спросил Дакнайр у бродяги.

— Из трубки? Не видел. Спал.

— Из трубки… — передразнил Дакнайр. — С неба!

Бродяга молчал. Он понимал только, что над ним издеваются.

— А ты видел? — повернулся Дакнайр к Скуолдрингу.

Сэм понял. У него мороз по коже подрал: хозяин гениален!

— Видел! — радостно закричал он. — Видел!

— Эх ты, дурак, — почти ласково сказал Дакнайр бродяге. — От страха все перепутал. Слушай да запомни. Ты проходил мимо досок. Вдруг с неба упал огненный луч. Тебя обожгло. Загорелась одежда. Ты потерял сознание. Ведь так?

— Так… — неуверенно сказал бродяга.

— Ну вот, и он видел, — Дакнайр показал на Скуолдринга. — И я видел. Дома, из окна… Луч с неба видел. Потому сюда и прибежал. А ну-ка повтори…

Господин Прукстер приехал, когда огонь уже сбили. Пожарники заливали догоравшие доски. Прукстер ругнулся и пошел в проходную, где, как ему сказали, был Дакнайр. Он собирался до конца разделать этого мерзавца, так, чтобы от него костей не осталось. Но поднесенная ему Дакнайром история заставила его онеметь. Он слушал и изумленно поглядывал на вещественное доказательство: бродягу в обгорелой одежде, с обожженным лицом и руками. Оба редактора самозабвенно строчили в блокноты.

«Да, этот пойдет далеко!» — подумал Прукстер о Дакнайре: он чувствовал не только изумление, уважение, почтение, но даже что-то вроде робости. И господин Бернард Дакнайр, ощутив это, понял, что великий шанс не упустил. Нет, о нем не скажут, что звезд с неба он не хватает! Разве не с неба снял он свою звезду?