Давным-давно это было. Кочевал табор по дорогам прекрасной Трансильвании. Ребятишки прямо в кибитках вырастали, цыгане и не разбирались, который из них чей, весь табор был как одна семья. Когда лошади уставали, цыгане раскидывали шатры и делали передышку. Ромы торговали, а ромны, цыганки то есть, ходили по селам, воровали, — так и жили. И не думали цыгане, чья земля, на которой они устроили привал. «Пока мы тут, наша — и все».
Однажды остановились они на ночлег на земле одного герцога, распрягли лошадей на душистой травке. Вечерело. Цыгане спешили раскинуть шатры, чтобы еще засветло успеть приготовить ужин. И успели. Вот уже перед шатром вайды загорелся большой костер, появились котелки, а в них — жирные куры, — словом, наступила пора ужина.
Как это там вышло — не знаю, только герцог в ту пору как раз находился в своем имении. Пошел он гулять вечером — увидел пламя костра и цыганский табор.
— Добрый вечер, цыгане. Простите меня, что помешал вам ужинать. Так и так, мол, герцог я, и хочется мне знать, что происходит в моих владениях.
Цыгане, сидевшие на корточках вокруг огня, тоже приветствовали вельможу. Спиной к герцогу стояла цыганка, через плечо у нее была перекинута длинная узкая лента из теста. Один конец ее она держала в руках. Женщина ладонями расплющивает тесто, потом отрывает от него кусочки — и те будто сами летят в кипящий котел, а лента становится все короче. Пока цыгане да вельможа беседовали о том о сем, женщина кончила варить тесто, и теперь на большом глиняном блюде вздрагивали крупные, жирные, посыпанные сладким творогом галушки.
Потекли у вельможи слюнки при виде цыганского лакомства, и не только при виде лакомства... Когда он сидел и разговаривал, вдруг заметил у огня одну чайори [1] . Девушка эта была такая красавица, каких не видал он даже на княжеских балах. Глянул герцог на чайори, да так и не мог больше отвести от нее глаз.
Что делать? Сильно нравилась ему девушка, очень сильно, да цыган много, а он один, ни сманить красавицу, ни украсть. Тут пришла ему на ум одна хитрость.
1
Девушка (цыганск.).
— Господин вайда! — говорит он. И правильно говорит: в те времена вайда считался большим человеком: толстая, сложенная вдвое золотая цепь красовалась у него на жилете, на пальце сиял ангрусти [2] с искристым камнем. В его власти была и жизнь н смерть ромов. — Господии вайда! Я еще никогда в жизни не ел галушек по-цыгански. Примите меня в свою компанию, я охотно поужинаю с вами. Что до выпивки, то о ней я уж позабочусь.
— Какие могут быть разговоры, садитесь с нами, это большая честь для нас, — отвечает вайда. — Раз уж вашей милости захотелось отведать нашего скудного ужина — не спрашивайте, подсаживайтесь к нам.
2
Кольцо, перстень (цыганск.).
Но герцог, прежде чем сесть с ними, отправился домой — замок его был недалеко — и велел своему управляющему погрузить на телегу и свезти в табор бочку отличного старого токайского. А сам бегом обратно. Как он летел, ах, как летел: красавица цыганка все стояла у него перед глазами.
Присел герцог вместе с ромами на корточки и стал есть галушки, как они, деревянной вилкой. После ужина, когда открыли бочку, герцог сделал вид, будто только что заметил девушку, будто впервые взглянул на нее, и обратился к ней с такими словами:
— А ну, красавица девица, прошу тебя, спой нам что-нибудь.
— Спой, спой, доченька! — поддержал вайда. — Ведь песня твоя, Мирикло [3] , так же прекрасна, как и ты сама!
Девушка встала с земли, подняла свои дивные очи и запела тихо и грустно:
В дальний-дальний путь я выйду, краля, Добреду до комитата Заля, — Там цыгане обо мне не знают, Мужики не знают обо мне! У меня совсем немного денег, Но тебе куплю я карамелек, Станут губы сладкими твои. У меня совсем немного денег, Только губы сладки от любви.3
Жемчужина (цыганск.).
Конец песни она тянула долго, печально, знаете, по-валахо-цыгански, так, что душа содрогнулась, а потом тряхнула красной в оборках юбчонкой и пошла плясать. Но только не так, как пляшут чардаш гаджо в своих измазанных коровьим навозом сапогах! Нет! Она шла крошечными шажками, и ножки ее, обутые в красные туфельки, тоже были крошечные; идет-идет, да вдруг как закружится, да как притопнет: эх, ицца-фицца-кукорицца, рви струны, эх! А скрипка поет, заливается. Танцует озорница и напевает:
Нынче не сыщешь цыгана такого, Чтобы сыграл мою песню толково: Больно трудна эта песня моя, — Тюхайя! Парень один эту песенку знал, Первую скрипку в корчме он играл: В городе Вац, перед стойкой корчмы, Песенку эту певали и мы!Тут все цыгане повскакивали со своих мест, окружили девушку и тоже пустились в пляс, манят ее, ласкают. В тот вечер увидел герцог даже танец лисиц.
Вот кончились удалые пляски. Улегся табор. Но герцогу не спится. Все чудится ему красавица чайори. Как раздобыть ее? Как раздобыть?
Наутро, чуть забрезжил рассвет, снова явился он в табор и обратился к цыганам с такой речью:
— Слушайте меня, цыгане, да хорошенько! Скажу я вам, что придумал я этой ночью. Идите все за мной и располагайтесь у моего замка. Не будет у вас ни забот, ни хлопот ни о еде, ни о питье: мой управляющий и мои слуги все подадут вам, все что душе вашей будет угодно. И лошадям вашим лучше будет в моих конюшнях.