Ей так не хотелось идти к этому старику, что она чуть было не сбежала, но, вспомнив страшный взгляд Марата, вздохнула и осторожно толкнула дверь лазарета.

Маша ожидала увидеть старика, а в кровати лежал хоть и пожилой, но привлекательный мужчина. Лысый, худой, как иголка. Было заметно, что до болезни он был крепким, сильным, энергичным. Хозяином жизни. Возле губ залегла волевая складка, нижняя челюсть выдавалась вперед, нос был прямой, с хищными ноздрями. Кожа на шее теперь свисала от худобы, лоб избороздили морщины, заработанные болью и мыслями о смерти… В комнате, несмотря на аптечный запах, было уютно. Полонский лежал на старинной кровати-ладье, его накрывал мохнатый бело-красно-зеленый плед. На тумбочке не было лекарств — видимо, их держали внутри. В изголовье висела бронзовая лампа-бра, с потолка низко свисала люстра с бархатным абажуром и бахромой, а на книжных полках красовался «больничный» набор — Ильф и Петров, Чейз, Стаут, Кристи, Леонард, Донцова и Тэффи. На кресле лежали новый спортивный костюм «Найк», свитер «Гуччи» и несколько ярких маек от «Готье» — Дмитрий явно не желал выглядеть неряхой.

На подносе стояли графин с водой и два стакана. В одном были остатки чая, а во втором — вода.

Маша подошла к кровати, достала коробку с кристаллом, открыла крышку и замерла в нерешительности. За считанные секунды искусав в кровь губы, она представила, что начнется, если она объявит Марату, что не стала «устранять» Полонского, потому что это — свинство. Не в силах больше думать об этом, Маша швырнула кристалл в воду. Сначала по воде пошли бурые разводы, но скоро исчезли, и жидкость снова стала прозрачной.

«Козел этот Марат!» — взорвалась про себя Маша, и вдруг стакан от ее тяжелого злого взгляда разлетелся на мелкие кусочки. Дмитрий не проснулся, но Маша все равно не стала медлить — она вылетела из комнаты, несколько раз ударила по двери в спальню жены, чтобы та проснулась и убрала осколки, разлетевшиеся по кровати, пулей просвистела по коридору и выскочила на улицу.

— Спасибо, — выдохнула она, прислонившись к холодной стене дома. — Спасибо! — повторила она громко, всматриваясь в облака. — Ура!

16 мая, 01.22

Наташа уже с полчаса пряталась в кустах, опасаясь пропустить черный «БМВ». За пару километров от нее машину ждал другой наемник Виларии. Он должен был сообщить, когда мимо него на скорости 120 км/ч просвистит Ольга Анисимова, любовница предпринимателя, в прошлом гангстера. Законопослушный делец хоть и сменил круг общения, но сохранил блатные замашки, жаргон и привычку махать под носом у собеседника растопыренными пальцами.

Ольга чувствовала, что «буратино» созрел. Он стоял на самом пороге развода, и требовалась одна, последняя истерика, чтобы он ушел из семьи. Развести любовника — в этом была Олина гордость. Первый раз услышав, что мужчины от жен к любовницам не уходят, она поклялась опровергнуть эту догму. Подружки устали восхищаться Олиными успехами — на ее счету были четыре мужа, шесть женихов и два неопределенных типа, которым она позволила остаться в семье, но лишь после того, как они признались женам в том, что больше их не любят.

Возбудившись при мысли о том, что скоро еще один мужской скальп украсит ее биографию, Оля пришпорила машину. На полной скорости пролетела мимо автобусной остановки, на которой сидел незаметный человек в черном кожаном пальто. Проводив «БМВ» глазами, человек достал мобильный, набрал номер и тихо сказал:

— Есть.

Наташа выключила телефон и приказала местной пьянчужке — беззубой татарке Нине проснуться. Нина разлепила опухшие веки, нащупала под собой холодную землю, послушно встала и уставилась на незнакомые кусты. Она ничего не помнила — ни как здесь оказалась, ни с кем пила, даже не могла сообразить, где живет, — просто знала, что не здесь.

Она собралась было полезть сквозь кусты в сторону высотных домов — там живут люди, значит, есть помойки, есть пустые бутылки, хлеб и кореша.

Но Наташа, смотревшая на электронное табло часов с ярко-зелеными цифрами, мысленно приказала ей: «Налево!», и Нина пошла в сторону шоссе. Через тридцать две секунды пьяница должна была неожиданно броситься прямо под колеса дорогого внедорожника. Отсчитывая мгновения, Наташа почувствовала дурноту. Ее затошнило, а спина вспотела. Она не могла никого убить — невинных, черт возьми, людей!

«Это прям какое-то людоедство! — возмущалась она, а черный „БМВ“ уже вылетел из-за поворота. — Лучше бы они тех, кто потом будет сексуальными маньяками, под поезд бросали!»

Ее вырвало; опоздав всего на секунду, она послала бомжихе приказ выбежать на дорогу. Но Ольга уже ехала мимо — Нина влетела в правую дверь, упала, расшибла ногу, сломала руку, а Ольга резко затормозила, легко ударившись головой о лобовое стекло. По стеклу побежали трещины, но оно выдержало. Ольга заработала легкий испуг, а Нина так перепугалась, что после аварии бросила пить.