— Почему? — Лицо у Леньки приняло озадаченное, выражение. Затем, поняв, что Химик разыгрывает его, Ленька наскочил на него с кулаками, стал совать под бока. Модька с хохотом начал отбиваться.

У фонаря подождали трамвай, сели и поехали в центр города к Волге. Охнарь где толкаясь, где бочком пронырнул в середину вагона, остановился возле дамы в шубке, думая: нельзя ли открыть у нее лаковую сумочку, вытащить деньги? Вот бы Модька зевалку разинул! Нэпманша. Золотые серьги в ушах, камни так и переливаются. Насилия Иваныча бы сюда, у него все сумочки, все карманы раскрываются. Или хоть бы Модька попробовал. Чего он застрял на задней площадке?

Действительно, Модька стоял на самой толкучке. Мимо него все время входили пассажиры, задерживались возле кондуктора, вынимали кошельки, портмоне или просто мелочь из кармана, платили за билет. Держался Модька очень вежливо, и только черные глаза его зорко, внимательно шныряли по сторонам.

Раза два он менял место и все как-то оказывался возле румяного мужчины в черной дубленке с богатой опушкой, а затем вдруг, не доезжая центра, соскочил с задней площадки. Охнарь слишком поздно заметил исчезновение Химика, и на остановке ему пришлось поспешно пробираться к выходу.

— Шныряют тут разные, — недовольно сказала о нем толстая женщина, закутанная в платок. — Лишь карманы береги.

Огрызнуться Охнарь не успел: трамвай уже ушел. Подождав Модьку, он недовольно сказал:

— Чего ж не упредил?

— А ты чего галок ловишь? Хочешь стать вором — будь на зексе. Во сне и то дреми одним глазом.

— Вон что! Модька стал его учить? Ленька и сам знал — разинь рот, сразу на крючок подцепят. Так они ж не на «деле».

— Да и пройтись пешочком захотелось, — пояснил Модька, и губы его дрогнули, словно хотели сложиться в улыбку.

Он тут же свернул в переулок. Чудной парень!

Между домами далеко внизу блеснул лед Волги. В затоне чернели трубы пароходов, баржи, вмерзшие у причала, занесенные снегом. Вот и центр города.

Широкая прямая улица, обставленная большими нарядными домами, блестела зеркальными витринами. Ленька загляделся на безмолвные восковые манекены. Одни из них держали в растопыренных руках роскошный шелк, бархат, спадающий к ногам, и словно предлагали его проходившей мимо публике. Другие, мертво улыбаясь, выпятив деревянную грудь, демонстрировали модные покрои костюмов.

Гастрономические магазины под длинными вывесками из сусального золота, булочные, казалось, источали вкуснейшие запахи на весь околодок. В рыбном во всю длину стекла был нарисован громадный осетр, как бы говоривший о богатствах Волги, а под ним стояла чудовищная банка, наполненная свежей черной икрой, блестя жиром, висели копченые сиги, красовалась толстоспинная каспийская сельдь. Нарядная праздничная толпа заполняла магазины, и Охнарю сквозь толстенные стекла было видно, как она двигалась у прилавков, выбивала чеки в кассе, брала свертки. То и дело пели, звякали, хлопали двери, впуская раздушенных, скользящих женщин, важных, самонадеянных мужчин в меховых шапках, шубах.

Оба урки пробирались в толпе, поглядывая по, сторонам.

— Модь. Так ударишь по ширме? — вновь просительно шепотом заговорил Охнарь, — Ударишь? Ты ж говорил.

— Говорил? Значит, должен исполнить. Черные глаза Модьки смеялись.

— Где? В этой колбасной?

— Где прикажете, монсиньер.

— Кто?

— Кардинал Мазарини, восприемник герцога Ришелье.

— Катись к хренам, — рассердился Ленька и опять ширнул кулаком Модьку в бок. Тот увернулся.

Охнарь знал, что Модька любил «чистую» работу без увечья, без крови, и мечтал сделаться высококвалифицированным карманником. В этот день Модька при удобном случае собирался «облегчить» карман какого-нибудь нэпмана и показать Охнарю, как надо «работать».

— Айда, — сказал Модька и направился к «Гастроному». — Возле меня не шейся. Ясно? Зырь, не входит ли в магазин мильтон или не зашухарил ли меня кто из людки. Тогда прикинься бусым и затяни «Клавочку».

Пол в магазине, посыпанный потемневшими от сырости опилками, был рябой от мокрых следов. У длинных, высоких застекленных прилавков толпился народ, касса со звяканьем выбивала серенькие, шершавые чеки. Продавцы стучали огромными, как у мясников, ножами, чуть не настругивая сыр, колбасу, шуршали пергаментной бумагой, заворачивая покупки.

Стоя недалеко от витрины, Ленька во все глаза глядел пр сторонам и в то же время не упускал из виду Модьку Химика. Модьку, видно, принимали за покупателя, и он совершенно не вызывал ни у кого подозрений. Он вежливо уступил дорогу красивой даме в лиловом на меху манто; нечаянно толкнув упитанного багроволикого мужчину, всем своим видом требовавшего к себе уважения, учтиво извинился. Спросил у юной продавщицы в белой «докторской» шапочке, белом халате, есть ли шоколадные бомбочки с ликером? И очень пожалел, что в магазине их нет. Продавщица охотно с ним разговаривала, даже чуть кокетничала, Модька намекнул ей, что хотел бы познакомиться, она покраснела и не знала, что отвечать. Модька игриво, значительно простился с ней и вышел.