Мне оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре и попытаться занять у Дортхаймера, хотя я понимал, что это бесполезно. А жениться на его дочери я не мог. К тому же она слишком разумная девушка, чтобы за меня выйти. И тут я совершенно случайно встречаю в театре свою двоюродную сестру. Мы с ней редко виделись, но она всегда бывала ко мне добра, когда мы жили в одном доме. Я ей все рассказал – она и так слышала уже кое-что от отца. Знаете, что она мне предложила? Взять ее жемчуг, который достался ей от матери.

Он замолчал, и мне показалось, что он на самом деле борется с волнением. Или слишком хорошо притворяется.

– Короче говоря, я согласился, да благословит ее бог. Я решил заложить этот жемчуг и поклялся, что выкуплю его, даже если для этого мне придется работать. Но жемчуг был дома, на Риджентгейт, и мы подумали, что лучше всего будет немедленно за ним съездить. Такси подвернулось буквально через секунду.

Мы остановились на противоположном конце Риджентгейт, чтобы в доме никто не услышал шума мотора, и Адела оставшееся расстояние прошла пешком. У нее был ключ, и она собиралась тихонько войти, взять жемчуг и вернуться с ним ко мне. Вряд ли кто-нибудь мог ее увидеть – разве что горничная. Мисс Кэррол, дядина секретарша, ложится спать в половине десятого, а сам он наверняка находился в библиотеке.

Дела ушла. Я стоял на тротуаре, курил и время от времени поглядывал, не идет ли она обратно. Теперь я подхожу к тому, чему вы можете не поверить, но это уж как хотите. Мимо меня прошел какой-то человек. Я посмотрел ему вслед и, к своему удивлению, заметил, что он входит в дом № 17. По крайней мере, мне почудилось, что в дом № 17, но я стоял довольно далеко. Меня это удивило по двум причинам. Во-первых, он открыл дверь своим ключом, а во-вторых, мне показалось, что это был один известный актер.

Я так удивился, что решил выяснить, в чем дело. Так получилось, что у меня тоже был свой ключ. Я потерял его три года назад или думал, что потерял, а недавно снова на него наткнулся и, когда в то утро шел к дяде, собирался ключ вернуть. Но в пылу спора позабыл. А когда вечером переодевался, чтобы идти в театр, машинально переложил ключ из одного кармана в другой вместе с остальными мелочами.

Сказав водителю, чтобы ждал, я почти бегом устремился к дому № 17, поднялся по ступенькам на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Холл был пуст. Ничто не указывало на то, что в нем за секунду до меня кто-то находился. Я подождал немного и направился к библиотеке. Если бы вошедший был там, с дядей, я услышал бы их голоса, но за дверью было тихо.

И вдруг до меня дошло, как глупо я себя веду. Тот человек наверняка вошел в соседний дом. Риджентгейт по вечерам освещена тускло, и я обознался. Я чувствовал себя полным идиотом. Я сам себе не мог вразумительно объяснить, почему я побежал за этим прохожим. А теперь я стоял у дяди в доме, перед дверью в библиотеку, из которой он каждую минуту мог выйти – как бы я ему объяснил тогда свое появление? В хорошенькую историю я бы впутал Аделу, да и без того крику бы хватило – а все потому, что мне этот человек показался подозрительным, что-то в его повадке было вороватое... По счастью, меня никто не видел, и нужно было, пока не поздно, убираться подобру-поздорову чем скорее, тем лучше.

Я на цыпочках подошел к входной двери, и в то же время по лестнице, держа в руках футляр с жемчугом, спустилась Адела.

Она, конечно, удивилась, увидав меня в холле, но я все ей объяснил, когда мы вышли из дому.

Потом мы поехали в театр и даже успели к началу следующего акта. Никто не заподозрил, что мы уезжали. Вечер был жаркий, и во время антракта многие выходили на улицу подышать.

Рональд замолчал.

– Я знаю, что вы сейчас спросите, – продолжил он через несколько мгновений. – Почему я вам сразу всего не рассказал? На это я вам скажу: а вы бы на моем месте, имея весьма солидный повод для убийства, стали бы распространяться о том, что были на месте преступления чуть ли не в самый его момент?

Я, попросту говоря, струсил. Даже если бы нам поверили, мы оба, и я и Адела, завязли бы в этом деле. А мы не имели к нему ни малейшего отношения – мы никого не видели и ничего не слышали. К чему впутывать нас, если его наверняка убила тетя Сильвия? Я рассказал вам о моих денежных затруднениях и о ссоре с дядей, потому что вы бы обязательно об этом разнюхали, а если бы я это от вас скрыл, вы отнеслись бы ко мне с большим подозрением и, возможно, более тщательно проверили бы мое алиби. А так я рассудил, что своей откровенностью притуплю вашу бдительность. Я знал, что Дортхаймеры искренне считали, будто я все время был в Ковент-Гардене. То, что я один антракт провел со своей двоюродной сестрой, не вызвало у них подозрений.

Адела тоже готова была подтвердить, что была со мной и что мы никуда не уезжали.

– Мисс Марш согласилась... помочь вам?

– Да. Как только я узнал, что произошло, я бросился к ней. Я умолял ее молчать о нашей поездке на Риджентгейт. Она была со мной, а я был с ней во время последнего антракта в Ковент-Гардене, и мы немного прошлись, вот и все. Она меня правильно поняла и согласилась.

Рональд снова помолчал.

– Понимаю, какое впечатление на вас производит то, что я все скрыл тогда. Но теперь я сказал правду. Хотите, назову вам фамилию человека, который ссудил мне деньги под залог жемчуга, и дам его адрес? А если вы спросите Аделу, она подтвердит каждое мое слово.