Чей-то тонкий голос доносился к ней с дальнего края поля, кто-то кричал, звал, аукал... Кто кричит? Кого зовут? Аниска не прислушивалась её звать никто не станет.

— Анис-ка-а! Ау-у!

Аниска остановилась. По полю мелькало пёстрое платье — это Катя бежит, это её пёстрое платье и пушистая, как одуванчик, голова...

— Куда она, — прошептала Аниска, — зачем?

Катя бежала к ней.

— Ну, чего ты! — накинулась на неё Катя, еле переводя дух. — Кричу, кричу! Глухая ты, что ли?

Аниска молча глядела на неё широкими затуманенными глазами.

— Пойдём. Чего одна тут ходишь? Тебя ищут, а ты ходишь тут!

— Кто ищет?

— Анна Дмитриевна пришла. Велела всем завтра в школу. Будет беседу с нами проводить.

— Со мной-то беседу проводить не будет. Чего ей со мной-то?

— А вот и будет. Сама сказала. Всех пионеров соберём, говорит, и всех, кто ещё не пионер. Принимать будем скоро, на Октябрьскую, говорит. Вот.

Аниска незаметно вздохнула:

— Меня-то принимать не будут.

Катя рассердилась:

— Не знаешь ничего. Бегаешь тут и не знаешь ничего. Танюшка только начала было: «А наша Аниска драчунья — как же её принимать?» А Анна Дмитриевна: «Надо же разобраться — почему драчунья? А может, она дерётся потому, что беззащитного защищает?» Так и сказала. Вот.

Аниска внимательно посмотрела на Катю. Правду говорит? Придумывает?

Но Катя не стала больше разговаривать. Она подала Аниске руку и повела за собой. И рука у Кати была крепкая и тёплая, какою всегда бывает рука друга.