Но напрасно надеялись вороговцы на спокойную жизнь. «Заяц!» - дико заорал через некоторое время Колька, тыкая пальцем в промороженное лобовое стекло. И погнал «Ниву» за зайцем, который упорно бежал по зимнику впереди машины, никуда-никуда не сворачивая. Светка напряглась и, слава богу, перестала чавкать. Каким образом собирался Коля изловить зайца-беляка – так и осталось непонятным, однако, в восторге погони он, естественно, въехал-таки в сугроб и едва не завалил придорожную лиственницу.

Из сугроба было выбраться легче, чем успокоить охавшую на заднем сиденье пассажирку, совсем уж переставшую хрустеть пищей. Наконец, все успокоились и продолжили путь.

И только они начали приходить в себя, как Тихоня, лихо присвистнув, восторженно провозгласил: «Лиса!» Действительно, дорогу активно пересекала довольно крупная лиса с явно рыжим хвостом. Колян многого на дорогах навидался, но чтобы вот так, подряд, как в телепередаче или на сафари – такое с ним было впервые. На этот раз они состорожничали и ограничились сопровождением лисьего прохода пристальными взглядами. Колян, уподобившись опытному гуру, тут же начал сочинять Светке о её мистических способностях привлекать к себе весь северный животный мир. Светка развесила уши… И через некоторое время с задних сидений снова послышался её беззаботный хруст.

«А-а-а! Орёл! Орёл! Смотри: пикирует!» - вскоре вопил Николай, опять нервно тыкая в лобовое стекло всеми натруженными пальцами. И действительно, в небе невдалеке от машины кружила явно хищная птица. «Нива» остановилась. Оба её обитателя вышли и задрали головы к небу. Птица продолжала кружить. Светка начала замерзать. Колька, изображая из себя знатока соколиной охоты, тут же организовал для неё лекцию на тему воспитания охотничьих птиц. Орёл ли то был или вообще какой-нибудь сокол, Тихоня, конечно, понятия не имел, но впечатление на пассажирку произвел. Сгущались сумерки. Продрогшие, но довольные, вороговские путешественники решили продолжить движение по зимнику.

Стемнело, Под светом фар снежная дорога рельефнее выделялась, и ехать Коляну стало легче. Вообще, на севере ехать по ночам среди снегов – проще, чем днем или в сумерках, когда из-за сплошного белого цвета все вокруг сливается перед глазами.

Вдруг где-то впереди, выхваченный из темноты электрическим светом, от сугроба отделился, расправил крылья и воспарил снежный бугорок. « Полярная сова!» - опять резко завопил Тихоня, и задремавшая было Светка, тараща перепуганные спросонья глаза, снова принялась высматривать за окном живые объекты. Увы, но сову-то она прошляпила. Возмущенный её ротозейством Колька терпеливо рассказывал ей: какую именно сову он видел, чем та отличается от других пернатых и всё такое прочее. Светке его слова звучали сущим наказанием.

В расстройстве она тщетно пыталась разглядеть вдоль дороги ещё что-нибудь. Но ей всё так же не везло. Видимо, «телепередача» кончилась. Ей так хотелось встретить в пути ещё что-то невиданное доселе, так этого хотелось, что когда уж подъезжали они к Бору, она вдруг ткнула в окно пухлым пальчиком и радостно спросила, высмотрев некое мохнатое существо: «А это что такое?!»

Нарочито “окая”, невозмутимый Колян в тон ей тут же серьёзно ответил: «Койот! Или Эль-койот, как говорят в Мексике!» «Эль-койот» возбуждённо залаял, и тут только до Светки дошло, что перед ней обыкновенная поселковая дворняга. Светка принялась ругать Коляна. А тот, ехидно прищурившись, продолжал утверждать, что койоты для Сибири не редкость, мол, туристы случайно завезли. Ну, и чего он этим добился? Мстительная Светка рассказала об этой истории всей округе, и с той поры балабола Тихоню всюду так и кличут – Эль-койотом.

ГУСИНЫЙ ПРОЛЁТ

Хороша тундра в любое время года. И в разные времена года красота эта по-своему открывается. Неправду думают, дескать, это нечто плоское и однообразно унылое, покрытое вечными мертвыми снегами. Как бы не так! Всё здесь движется и живет своей жизнью: даже ветер, даже змеящийся сквозь него снег.

Земля в тундре - где повыше, а где пониже: и овраги есть, и русла рек, и холмы удивительные – ледяные. Весной, когда только сойдёт снег, тундра – почти черная, но не совсем, а скрасна. Так набухающие почки деревьев первыми указывают на смену времени года, наполняясь свежими соками, предугадывая собой и будущее цветение, и свежую нежную зелень. Потом начинается разлив рек, могучий и широкий - от края до края небес. Только озера долго ещё стоят недвижно под полупрозрачной тонкой корочкой льда, зацветшего всеми цветами радуги. Некоторые – синеватые, другие – коричнево-зеленые с белыми зимними прожилками…

А летом тундра пахнет свежим мхом, травой и вызревающей ягодой-морошкой, живого солнечного цвета. И дышит коротким знойным покоем.

Но более всего нравится мне в тундре осень. Она здесь короткая, но неторопливая, с ясными, прозрачными полднями и сказочными непроглядными ночными туманами. Земля по осени становится в тундре цветной. Одни травы и кустики краснеют, другие желтеют, третьи становятся бурыми, а четвертые - по-августовски ещё так и остаются сочно-зелёными.

Но самое запоминающееся осеннее действо – это пролёт гусей! Бесчисленными стаями проносятся они днём на юг по лазурному небу… И не только днями летят они . Однажды глубокой осенней ночью на дальней буровой я вышел из вагончика поглядеть на звёзды. Почему-то не спалось. Увы, звёзд видно не было. Под светом прожекторов медленно клубился туман. Постояв с минуту, я уже было собрался обратно в балок, но тут услышал шуршание невидимых крыльев. Множества крыльев. Шуршание было столь явственным, что казалось: они могут задеть мою голову.

Этого не произошло, но тут в клубящейся белесой темноте возникли голоса птиц. Не крики, не зов, а именно голоса! Как на птичьем дворе. Оказывается, гуси в полете переговариваются между собой точно так же, как на птичьем дворе в какой-нибудь деревне. О том, что гуси могут одновременно и лететь, и гоготать мне в тот момент и в голову не приходило! И осталось такое ощущение, будто сам птичий двор, поднялся в воздух и движется в мою сторону.

Голоса пролетных гусей растворились в тумане. А я ещё долго стоял в темноте, всё ожидая чего-то…. Разве такое забудешь?