Поворачиваем назад, к посёлку.

Кстати, тем временем, оказывается, что удалые наши вахтовые городские водители попытались устроить подобие зимнего авторалли. В частности, вторая вахтовка пошла было на обгон первой, полагаясь на то, что раз из-под снега видны кончики травы, то можно ехать не только по зимнику, по колее, но и рядом. Увы, впечатление оказалось обманчивым.

В пойме реки трава за короткое, но теплое и мокрое лето вырастает высоченная. А потому вторая вахтовка тут же оказалась в снегу по самые верха колёс. Подошли к месту разыгравшейся драмы. Всё в едком противном дыму. Дело в том, что при сильном морозе ветра зачастую не бывает, а выхлопные газы сами по себе вверх не поднимаются. Мы стоим позади вахтовок, а потому теперь не только леденеем в необогреваемой кабине, но и задыхаемся в чаду и дыму.

Кстати, ни у одной вахтовки троса (ну, естественно!) не оказывается. Спасибо запасливому Михалычу. У него их, аж, два оказалось с собой. Наконец, кое-как вытащили вахтовку из сугроба. Теперь скорее назад!

А назад скорее не получается из-за постоянного перегрева двигателя. Двадцать минут едем, десять – стоим, охлаждаем двигатель, замерзаем сами... Михалыч берет обязательство по возвращении на базу не ложиться спать до тех пор, пока не починит машину.

Глубокой ночью мы всё-таки добираемся до посёлка, из которого совсем недавно так страстно пытались уехать…

Михалыч сдержал слово. На следующий день наша ТМочка-утопленница, стояла у ворот базы, как новенькая. Отмороженные снова погрузились в вахтовки с продуктами и двинулись вслед за нами. Мы шли восемнадцать часов беспрерывно. Могли бы двигаться значительно быстрее, но вахтовщики так перекачали колеса Уралов, что те ползли еле-еле даже там, где влёгкую обгоняя нас, уходили по зимнику тяжелые груженые бензовозы.

В конце концов, однажды, впереди засветились огоньки сначала первого поселка дорожников, затем второго, а затем, уже на самой развилке (той самой, откуда мы с Гамзой и Денисом начинали пробивать первый след западной дороги) – третьего дорожного отряда, в который с внезапной инспекцией и желал нагрянуть Станиславович.

С Гамзой, Денисом и нашей храброй «газушкой» я встретился во втором посёлке. Друзья ждали меня, сразу повеселели, перемигиваются между собой, мол, видишь, не соврал же, не бросил, вернулся. Хоть и с приключениями.

– Денис! Кончай ковыряться с железками! Пошли в вагончик, чай пить будем, хлеб-сыр-масло кушать! Видишь: какой гость приехал! Пашли! – смеётся Гамза.

– Э-ээ! Да какой он гость? Что ты пургу гонишь! Наш он! А чай – конечно! Чай - это правильно! Ну, пойдём-пойдём! Айда! – улыбается Денис.

– Когда едем пробивать дорогу? Завтра?

– Сегодня, Гамза. Я только посплю пару часов. У тебя в вагончике место найдётся?

– Зачем спрашиваешь? Ложись на мою койку. Спи. Когда тебя разбудить?

– Сам встану, не волнуйся, – смеюсь я в ответ.

Через два часа взревел наш боевой «железный конь», вышел полукругом из поселка на проложенный недавно нами же зимник и пошёл вперёд. На Запад. И тут же сразу вспомнились, пришли на память совсем не нарочно - те самые - отчаянные строчки и голос Владимира Высоцкого:

«Нынче солнце по небу нормально идёт,

ПОТОМУ ЧТО МЫ РВЁМСЯ – НА ЗАПАД!...»

БОРЩОВ

Темно. Холодно. Очень холодно. Кажется, что от холода кости отслаиваются от мышц и болят каждая отдельно, как от ожога. Надо беречь тепло, печка греет воздух, конечно, но только возле себя сантиметрах в пятидесяти, максимум. Дальше – всё леденеет.

Гамза, Денис и я лежим в кабине от Газ-66, которая «сидит на плечах» старенькой Газ-71. Лежим в темноте, укутавшись во всё возможное, потому что на «улице» около минус пятидесяти. Наш «газон» стоит где-то посреди Западно-Мессояхской тундры. Там, словно памятники полярному зимнему ветру, высятся над тундрой причудливые снежные фигуры, изваянные ледяной позёмкой, змеящейся в декабрьской ночи: вот торчит наковальня, а вот снежный осётр, будто выныривающий изо льда. А там – метровые снежные заячьи уши. А неподалеку вообще удивительная сетчатая фигура, напоминающая муляж человеческих легких. Совсем недавно мы с Денисом наблюдали эту, созданную природой скульптурную «галерею» в прыгающем неровном свете вездеходных фар. Наблюдали, пока не заскрипел и не оглох внезапно двигатель нашей «газушки».

Наша ласточка-«газушка» погибла: старенький, многажды латанный двигатель - сердце вездехода, не выдержал постоянных бешеных нагрузок и буквально развалился на ходу. Слава Богу, хоть печка работает автономно…

Но путь на Запад проложен. Мы успели дойти до крайнего западного пункта – репера будущей скважины номер шестьдесят шесть. В одиночку дошли, потому что ТМ-ку, в которой я добирался до передвижного поселка дорожников, забрал по неотложным делам Филиппыч. Он обещал, если что, вернуться через два дня. Но у нас уже не было в запасе этих двух дней. Нужно было идти вперёд.

Тем более, что Владимир Станиславович, поджидавший нас в своем дорожном лагере на развилке «Восток- Запад», сказал, что даёт нам в поддержку всю свою технику: два «Кировца» и три «болотника» ( бульдозеры с широкими гусеницами, позволяющими двигаться по заболоченным местам). Он же познакомил нас с дорожным мастером, которому поручил дорожное обслуживание всей западной дороги.

– Вот, знакомьтесь: Сергей Борщов, - представил Станиславович своего подчиненного странно сдержанным голосом.