– Ну что ж, придумано неплохо, осталось выполнить.

– А вот этим мы скоро и займемся – как только закончится лечение тяжелораненых, мы начнем планировать, как увеличить количество людей. Тут есть несколько мыслей, но, опять же, надо их хорошо обдумать.

– Не поделитесь?

– Почему же, поделюсь, конечно. Мы запустили несколько ботов-разведчиков и изучили прилегающую местность. В пяти километрах от этого леса мы обнаружили место, куда ваш противник сгоняет пленных. По предварительным прикидкам там сейчас находится порядка полутора-двух тысяч человек.

– Предлагаете их освободить?

– Сейчас сил для этого недостаточно. Для охраны там задействовано до двухсот человек противника, а у нас, с учетом моих бойцов тридцать пять человек. Чувствуете разницу?

– А если сделать так, как на складе? Усыпить охрану, а потом освободить людей?

– Так конечно можно сделать, но сразу скажу – я против. Во-первых, людей в лагере гораздо больше, чем мы сможет эффективно обучить. Взять только часть и бросить остальных? Далеко ли они уйдут? Они опять попадут в плен и тогда о секретности придется забыть – противник узнает о том, что где-то здесь есть вооруженный отряд и начнется охота за нами. Тогда ни о каком обучении и речи не будет. Во-вторых: нашим людям надо набирать боевой опыт и освобождение пленных, своих будущих соратников, весьма хороший повод для этого.

– А что же тогда будем делать?

– От того места, где содержатся пленные, раза два в день отправляются небольшие колонны: человек по пятьдесят-шестьдесят пленных и небольшая охрана. Я предлагаю перехватывать такие колонны. Когда мы таким образом научим людей воевать и усилимся, то тогда можно будет приступить к более серьезным задачам, но никак не раньше.

– Ну что ж, я не пехотинец, но звучит все достаточно логично…

В этот момент к ним подошел Петрович:

– Можно присоединиться? Не помешал?

– Присаживайтесь, Афанасий Петрович.

Петрович подтащил небольшую корягу, присел на нее, неторопливо скрутил самокрутку, раскурил ее и сказал:

– Мы тут с мужиками посидели, покумекали и так и эдак… В общем, вопросы у нас есть. Нас конечно подлечили, оружие новое дали – тут все по честному, как оговорено было. А что дальше? А ну как мы задержимся? Что мы своим скажем? Где мы были, пока наши товарищи кровь свою проливали? За себя я не боюсь, чай, третья война у меня. Я еще в четырнадцатом с германцами воевал, такой как ты был. Потом гражданская, теперь от, опять германцы на нас полезли. Я как двадцать второго про войну узнал – сразу в военкомат пошел. Военком меня даже слушать не хотел – говорит, иди батя домой, сами, без тебя справимся… Как же, говорю, с германцами еще в прошлую войну воевал, подлую их натуру знаю. Уговорил его, воюю теперь. Но не об том речь. Мне то терять нечего, а пацаны эти? Катерина? Ежели кто с органов узнает? Расстреляют как дезертиров. Вот и думаю: как нам оговоренное выполнить и чтоб свои же к стенке не поставили.

– Успокойся, Петрович. Мы как раз сейчас об этом с Кромом говорили. Есть у нас мысли как это сделать. Вот ваши товарищи поправятся и будем все вместе говорить на эту тему. Ты мне вот что, лучше, скажи. Майор, что лечится сейчас, ты его знаешь? Как он?

– Майор? Хороший командир. Толковый мужик, спокойный, надежный. Бойцов жалеет, сохранить старается, да так, чтоб врагов больше положить. Вот комиссар, что с ним рядом – тот да, крови нашей попил. Сука еще та, прости Господи.. Я не первый день на войне, командиров разных видел – и красных, и белых… Свое мнение о том у меня уже имеется. Так вот, комиссар тот, горло драл и пацанов в штыковую на танки с пулеметами отправлял, а сам, сука, в окопе сидел. Так там пацаны и остались – положил почти роту… Германцев тогда чудом сдержали – наши вовремя подоспели. Откинули немцев от самых окопов, а крикуна этого с раной в госпиталь отправили. Думал, не увижу уже его, да не судьба, видать.

– А здесь он как появился-то?

– Через пару дён ранило меня, не сильно. Отправил меня лейтенант наш в санбат раненых на телегах отвезти, благо неподалеку – с десяток верст всего. Говорит, все равно ранен, так я здорового отвлекать не буду, а ты там подлечишься.. да.. Только дошли туда, а там танки немецкие прорвались, санбат из пушек расстреливают. Прям по красным крестам палят. Раненых, кто держать винтовку может, по пальцам пересчитать можно. Собрали с десяток гранат, организовали оборону. Меня же с телегами отправили дальше, человек пять только и догрузили, больше не успели уже, да и некуда было. Так там тот комиссар и оказался.

– А с санбатом что дальше было?

– Задавили отстреливающихся бойцов, расстреляли из танков. А потом раненых танками давили, а их солдаты рядом стояли и смеялись. Жить буду – не забуду, давить под корень буду.

– А потом что было?

– Потом.. Собрались в лесочке, я, Катерина, тяжелых человек десять на телегах да еще с десятка полтора бойцов. Одно название, что бойцы. Идти могут – уже хорошо. Катерина, не смотри что девчушка, а характер как кремень. Тяжелых, что вытянули – то ее заслуга. Посмотришь на нее – сразу силы откуда и берутся. Видно же – у самой сил нет, а идет, на упрямстве одном. Она и нам раскисать не дала. Так вот, из тех, кто остался в строю, у нее самое высокое звание, она и приняла командование на себя. – Петрович посмотрел на недоуменно смотрящего Крома и объяснил – Военфельдшер равен пехотному лейтенанту. Вот так и вела нас по лесам, пока на вас не наткнулись…

– И что? – спросил Кром. – Слушались ее? Она же девушка..

– Конечно слушались – она же командир, звание имеет. А то, что опыта нет, так она спрашивает, если что неясно. Я знал таких, которые и не знают, и не спрашивают – как комиссар тот. Говорили ему, просили, не гони пацанов на убой. Уперся, кричит, всех паникеров расстреляю, в атаку, пена со рта аж летит. Приказал пулемет поставить – стрелять, ежели кто повернет обратно… На германцев патронов нет, а на своих, – Петрович только досадливо махнул рукой…