– Вы понимаете, что я говорю?

Снова знак глазами.

– Мы вернулись назад, – сказал Люцифер. – Можно ничего не бояться. Вы вне опасности.

На какое-то мгновенье Стоун даже обрадовался, оказавшись полностью парализованным и беспомощным. Если бы это было не так, он разразился бы громким, безудержным смехом.

– Все необходимые меры приняты, – продолжал Люцифер. – Техники взяли пробы спинного мозга для клонирования нового тела. Но процесс воссоздания займет определенное время. Я сделал указание погрузить вас в лечебный сон.

Стоун лихорадочно задвигал глазами, выражая несогласие.

– Вы этого не желаете? – спросил Люцифер.

– Нет, – сигнализировал ему Стоун.

– Это не займет много времени, – настаивал Люцифер. – При данных обстоятельствах, несколько недель по вашему времяисчислению, господин. Процедура очень неприятная, придется перенести очень сильную боль.

– Нет, – снова сигнализировал ему Стоун. Он не должен спать, не должен терять сознания. Не должен стать беспомощным куском мяса, с которым они сделают все, что захотят.

– Если таково ваше желание, я позабочусь о том, чтобы вы бодрствовали, – согласился Люцифер. – Но в этом нет необходимости.

– Нет, – ответил глазами Стоун, и Люцифер больше не возражал.

Он должен бодрствовать. Может быть, он найдет выход, может быть, произойдет чудо, и его тело оправится до такой степени, что не понадобится проводить трансляцию сознания.

Но если это случится, можно считать, что он погиб.

Гартмана и его спутников они нашли у реки. Фельс уселся на песок и молча смотрел на бегущую воду, а Гартман и Леман тихо разговаривали между собой. Когда Черити, Кайл и Скаддер подошли ближе, они прервали разговор, а Гартман демонстративно отвернулся. Леман же посмотрел с неприкрытой ненавистью на Кайла, но ничего не сказал.

Черити прошла мимо него и остановилась возле Фельса.

– Все в порядке? – спросила она, когда молодой офицер с бледным как полотно лицом повернулся к ней.

Фельс помедлил, потом кивнул, и Черити, слегка улыбнувшись, повернулась и сделала несколько шагов в сторону Гартмана. Лейтенант посмотрел на нее пронизывающим взглядом, отступил назад на несколько шагов и остановился только тогда, когда оказался по щиколотку в воде. Достав резким движением из кармана пачку сигарет, он щелкнул зажигалкой и раскурил одну.

– Дайте и мне одну, – попросила Черити, когда тот уже хотел спрятать пачку.

Хотя и/не сразу, Гартман все же протянул ей полупустую пачку и дал прикурить.

– Я не знал, что вы курите, – сказал он, когда она сделала первую затяжку и встала с ним рядом.

Черити ответила, сдерживая кашель:

– Уже прошло с полсотни лет, как я это бросила.

Гартман слабо улыбнулся.

– От некоторых пороков невозможно избавиться.

Некоторое время они просто так стояли друг возле друга, смотрели на воду и курили. Черити чувствовала, как постепенно напряжение покидало Гартмана. Она вполне могла понять, почему он потерял самообладание. В некоторые моменты она и сама леденела от ужаса.

– Это было ужасно, правда? – тихо спросила она. Гартман затянулся, выпустил дым и кивнул, не глядя на нее.

– Да. Мне… очень жаль.

– Чего?

– Что я позволил себе так уйти, – ответил Гартман. – Не нужно было так поступать.

– Все мы – люди, – Черити попробовала улыбнуться, но сама почувствовала, насколько неубедительно это выглядит. – Я сама близка к тому, чтобы впасть в истерику, – наконец призналась она.

Гартман с сомнением посмотрел на девушку.

– Мне очень жаль, – еще раз сказал он. – Но просто это было уж слишком. Я… я думал, они убьют их.

– Кого?

Гартман кивнул в сторону собора.

– Наших людей, которых они увели.

– Значит, Фельс был прав, – заметила Черити. – Он действительно узнал того человека?

Гартман кивнул.

– Понимаете, капитан Лейрд, вы тоже человек военный, как и я. Но есть разница.

– Да? – поинтересовалась Черити. – Какая?

– Я – простой лейтенант, – ответил Гартман. – Я не учился управлять звездолетом. Я, может быть, даже не имею представления о современной компьютерной стратегии. Но я учился воевать с тех пор, как началось все это безумие. Я видел, как умирают мужчины, и мне приходилось убивать. Смерть – это плохо. Однако в жизни военного человека это – неизбежность, с которой нужно смириться – или ты не солдат. – Он показал на собор: – Я допускаю мысль о своей смерти. Но то, что мы увидели там – просто… страшно. Эти люди были когда-то моими товарищами. А теперь – это уже не люди. Они… – он замолчал.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – тихо сказала Черити. – И все же я не уверена, что вы правы.

– Да? – Гартман с горечью рассмеялся.

– Нет, – ответила Черити. – Я считаю… здесь происходит что-то значительное.

Она сама чувствовала, как фальшиво звучат ее слова. Но других слов не нашлось. Это невозможно было ясно выразить.

– Вы действительно верите всем этим глупостям, о которых говорил Гиэлл? – спросил Гартман. – Всей этой ерунде о зрячих и слепых?

– А вы нет? – ответила она вопросом. Гартман хотел возразить, но Черити быстро подняла руку и продолжила: – Будьте откровенны, Гартман. В глубине души вы поняли, что заблуждались. Эти люди вам не враги.