Петров говорит, что он немедленно внесет поправки к закону, как только выяснятся его отрицательные стороны. Для опыта имеются всего одна-две губернии. Я опоздал. Уходить надо было после декларации, когда мы (и я в том числе) не сумели отстоять главного положения: «восстановления помещичьих земель производиться не будет». Теперь я только повторял то же самое. Сам виноват».

14 апреля вечером. «Решено, остаюсь. Если Совет министров поддается влиянию Сукина, который разводит руками: «как можно, мол, не соглашаться с вождями победоносного войска» — и демонстрирует, находя подражателя в Михайлове, свою преданность и солидарность со ставкою, то этого не будет в Государственном экономическом совещании.

Сегодня было первое заседание под моим председательством.

Я пригласил тех представителей земских управ, которые случайно находились в Омске.

Земцы и кооператоры поразили меня бессодержательностью. Одни только представители торгово-промышлен-ников, Гаврилов и кн. Кропоткин, дали свежий материал и приводили солидные аргументы. Но все же это много лучше келейного обсуждения проектов в Совете министров. Присутствие корреспондентов подтягивало.

Итак, ставка на совещание! Остаюсь и буду вести борьбу за дальнейшее привлечение общественности. Но удастся ли это?»

Между тем в Совете Верховного правителя выпекались блины из недоброкачественной муки. Решения, которые приносились оттуда, поражали необдуманностью и неожиданностью…

Влияние военных кругов все больше сказывалось. Министр внутренних дел Гаттенбергер боролся против этого возрастающего влияния, но сам он терял престиж ввиду неважных своих отношений как с военным министром, так и со ставкою и с самим адмиралом.

Стоявший во главе военного министерства генерал Степанов, человек с хорошим военным образованием, обнаруживал, однако, много бюрократизма. Военное министерство он раздул неимоверно, а вся постановка снабжения и формирования носила у него характер мертвой, бездушной системы. Стаж Степанова — чисто кабинетный. Даже во время войны он был большею частью, в штабах, но самоуверенности в нем было хоть отбавляй. Он считал себя компетентным во всех вопросах. Главным образом из-за Степанова как военного министра ушел министр внутренних дел Гаттенбергер. Впрочем, против Гат-тенбергера очень настроены были правые круги, которые выдвигали кандидатом в министры В. Н. Пепеляева. Он сам был человеком военным по духу, и военные крути приветствовали его назначение на пост министра внутренних дел…

Вслед за уходом Зефирова и Гаттенбергера последовали другие перемены.

Так называемая группа Михайлова действовала в этом направлении еще с Пасхи. Вологодский уехал в отпуск, а заменивший его Краснов горячо убеждал адмирала в необходимости перемен в Совете. Соотношение восьми и семи голосов становилось невыносимым. В мае ожидался переезд в Омск министерства народного просвещения, во главе с Сапожниковым. Этот непартийный и подпавший под влияние министр внес бы еще большую пестроту в голосование. Старынкевичу вменялась в вину его бездеятельность в дни декабрьского бунта; он, кроме того, утомил всех длинными речами и постоянною пикировкою с Михайловым, Степанова считали негодным военным министром. Велась большая агитация против управлявшего министерством торговли Щукина, которого обвиняли в отсутствии активности. Так, поиски политической солидарности, сливаясь с личными симпатиями и антипатиями, привели, в конце концов, к уходу Старынкевича, Сапожникова и Щукина. Во избежание приглашения новых лиц место Старынкевича занял Тельберг, Сапожникова заменил его товарищ Преображенский, который фактически и раньше участвовал в Совете как представитель министерства, пока оно находилось в Томске, и, наконец, министерство торговли временно поручено было Михайлову, которого должен был заменить приглашенный из Парижа Третьяков.

Таким образом, Михайлов оказался министром в квадрате, так же, как и Тельберг, который, приняв портфель министра юстиции, сохранил, однако, и место управляющего. Это было сделано вопреки решению Совета министров, одобрившего проект указа о назначении управляющим делами одного из помощников Тельберга.

Получилось не столько обновление, сколько сокращение состава Совета.

Когда в марте высказывалось большое недовольство бездеятельностью Совета министров, вопрос о премьере был поставлен в первую очередь. Или Вологодский уходит, или у него будет помощник, который поможет ему сделать правительство активным. Но первая попытка на-» значить помощника Вологодскому не удалась, а работа наладилась, и он остался.

Теперь он сам поднял вопрос о своем уходе. Но кто же будет решать этот вопрос? Неужели сам Совет министров? Это был бы такой печальный прецедент, такой источник происков и интриг, что смена председателя принесла бы больше вреда, чем пользы. Нужно было раз и навсегда покончить с этой системой, и Вологодский опять остался.

6 мая нараставший правительственный кризис, хотя и не без шероховатостей, был, наконец, разрешен. Нарыв прорвался. Работа пошла усиленным темпом.

Совет министров в новом составе стал работать дружнее. Голосование стало единодушнее, законы стали проходить быстрее, а главное, исчезло томительное взаимное недоверие, которое, несмотря на то, что весь апрель был посвящен ряду ответственных актов (земельные законы, Учредительное собрание, реформа Экономического совещания), постоянно сквозило раньше даже в самые торжественные моменты большой работы.

Совет министров, как я уже указывал, скорее сократился, чем обновился. Новыми были Пепеляев, Неклю-тин, Преображенский…

Военный министр Степанов ушел позже других. Михайлов и Сукин напрягали все усилия, для того чтобы вытеснить этого генерала, который благодаря прежней совместной работе с адмиралом на Дальнем Востоке пользовался влиянием на него, бывал часто запросто в доме Верховного и, вероятно, кое-когда вредил другим. Ставка действовала тоже против Степанова.