Двухголосый сигнал означает, что территория занята, что образован семейный союз, что это сила, которая за себя постоит, и это подтвержденье любви со взаимностью.

В мещерских краях мы слышали семейные голоса, но не видели журавлей. Как они выглядят в момент демонстрации единенья?

Но случай это понаблюдать представился в усадьбе Окского заповедника. В журавлином питомнике тут живут птицы со всего света.

Есть пара и черно-белых красавцев — японских журавлей. Отличить, где самец, а где самка, сразу нельзя. Но вот мы кинули подношенье — мертвую мышь — и рыцарь немедленно обнаружился: как пинцетом он подхватил лакомство и отнес самке. А когда с фотокамерой я осторожно прошел в вольер, семейная пара единым голосом, как это было бы и в природе, объявила, что полянка с остатком апрельского снега — ее территория, что союз обладателей этого, пусть и огороженного жизненного пространства крепок и что весна на дворе — пора броженья жизненных сил… Две совершенно одинаковые птицы. Только самец, трубя, поднимал кверху крылья. Все, кто слышал в эту минуту за пеленой леса звонкий, переливчатый крик, думал, что это крик одного журавля. А это был сильный, слаженный голос дружной семьи.

 Фото автора. 12 апреля 1986 г.

(Окно в природу)

Помню беседу со стариком охотником во Вьетнаме. Мы сидели в избушке на сваях, около тлевшего на полу камелька. Моросил дождик. Избушку со всех сторон обступали мокрые непролазные джунгли. Лет старику было много.

Жил он воспоминаниями.

— Это ружье я купил, когда убил тигра, — сказал старик и показал что-то напоминавшее древний мушкет. — А это — когда поймал удава…

— Вы что же, продали удава?

— Да, — сказал старик. И с удовольствием стал вспоминать, как с другом в молодые годы натолкнулись в джунглях они на змею, как схватили ее за голову и за хвост, как боролись с удавом, как потом вытянули его и, привязав к бамбуковому шесту, торжественно принесли на базар. — Мясо удава вкусно и очень любимо в наших местах…

Этот рассказ я вспомнил, получив недавно снимок с другой стороны света — из Южной Америки. Индейцами тоже пойман удав, но водяной — анаконда… Снимок дает представление о размерах легендарной змеи. Живет она в водах реки Амазонки и многих его притоков.

Змея — хороший пловец. Легко представить, как этот гигант будоражит тихую воду.

Много времени анаконда проводит, лежа на дне, высунув на поверхность лишь голову. Но часто греется на прибрежных наклоненных деревьях и на песке. Питается анаконда мелкими водосвинками, птицами, подстерегая их на воде и возле воды.

Существует немало рассказов о нападении водяного удава на человека. Наверное, дыма без огня нет. Но эти редкие нападения надо считать случайными. «Индейцы змею не боятся, — пишет знающий человек, — и преследуют ее всюду, где только заметят». Метко пущенная стрела, аркан, накинутый на голову анаконды, и сноровистые слаженные приемы охотников дают возможность без потерь овладеть нелегкой, конечно, добычей. Вот даже мальчик, пока что робея, схватил анаконду за кончик хвоста. Так же вот дружно побеждали когда-то предки наши даже и мамонтов…

Разные чувства вызывает снимок, сделанный в наши дни. Одно из них: даже примитивно вооруженный человек утверждает себя властелином природы. И природа богаче от этого не становится.

 Фото из архива В. Пескова. 20 апреля 1986 г.

(Окно в природу)

Многие слушали его песню. Но мало кто его видел.

В детстве среди множества деревенских звуков крик коростеля и песня сверчка меня занимали особенно, потому, возможно, что, сколько я ни старался, увидеть ни сверчка, ни коростеля не удавалось. Коростели жили за огородом в мокрых лугах. Определив место крика, я тихо крался, бежал сломя голову, но птица, не взлетая, смолкала и, словно дразня, начинала свое «крекс-крекс!» шагах в двадцати в стороне.

Позже я узнал: коростели бегают, раздвигая травинки, и очень редко взлетают.

Сверчок жил в доме, в проеме печи, где хранились ухваты и кочерга. Чуть начинало смеркаться, и раздавалась тихая, монотонная песня: «Трю-трю…» Если в избе было шумно, сверчок молчал. Но стоило голосам стихнуть, начиналось монотонное грустноватое пение. Кто жил в деревне, хорошо знает эти звуки уюта в обжитом доме. Сколько я ни старался, выманить сверчка из темной подпечной ниши не удавалось.

И только совсем недавно в зоопарке я увидел таинственного певца, и не одного, а сразу в количестве нескольких тысяч — сверчков тут разводят на корм обезьянам, лягушкам, лемурам, птицам.

Вот он на снимке, сумеречный музыкант, похожий одновременно на таракана и на кузнечика. Цвет — рыжевато-коричневый. Два блестящих выразительных глаза, приспособленных к темноте. Два длинных подвижных, похожих на удилища уса. Ясно, что может прыгать, но больше бегает. Длинный жесткий отросток сзади — яйцеклад, которым, как шильцем, сверчок протыкает какой-либо податливый материал и кладет около сотни яиц, из которых вылупляются крошечные сверчата. Они растут, линяя, подобно ракам. Сбросив 12 раз свои жесткие латы, сверчок становится взрослым.