— Вели отвезти её к индийской чародеице. Скажи, что она должна жить и должна быть в сознании, когда я велю привести ее ко мне.

Джаун-у-ноян поскакал выполнять приказание, а Субэдэй посмотрел ему вслед, прищурив свой единственный глаз, и сказал задумчиво:

— Ты был прав, великий и непобедимый, что послал меня вперед: воины новгородской земли не похожи на других урусов…

Батый нетерпеливо дернул головой — он счел рассуждения баатура только хорошим способом прикрыть собственные ошибки и просчеты.

В 1235 году, за три года до начала описываемых событий, в сердце Монголии на берегу реки Орхон, в «Черном лагере» — Каракоруме, столице Монгольской империи, состоялся курултай, съезд знати, принявший важнейшее решение о начале похода для окончательного покорения вселенной. Было условлено, что войска во главе с Чармаганом направятся на завоевание Крыма, Кавказа, Закавказья и Малой Азии, а другое, главное войско пойдет на волжских булгар, Русь, на захват половецких степей и стран Европы до той черты, до которой дотянется монгольская сабля, и все это для расширения улуса [112] Джучи, уже простирающегося от Яика [113] до Днепра. В соответствии с завещанием Чингисхана, ненадолго пережившего Джучи — своего старшего сына, во главе двинувшихся на запад орд был поставлен едва достигший тридцатилетнего возраста сын Джучи — Бату, к которому по наследству перешел улус отца.

Несмотря на то что Бату возглавил войско согласно воле самого Повелителя вселенной, его назначение на курултае прошло совсем не гладко. Другие внуки Чингиса и его сыновья сами хотели возглавить поход. Они использовали против Бату все, даже сплетню о том, что он вовсе не внук Повелителя вселенной, а незаконнорожденный: Гуюк-хан, сын нынешнего великого хана Угэдэя, который сам хотел встать во главе похода, громко кричал о том, что, когда Повелитель вселенной звался еще просто Тэмуджином, отряд меркитов, совершив набег на монголов, похитил его жену Бортэ, и хотя на другой год Тэмуджин отбил ее, разгромив меркитов, но именно в этот год и родился Джучи, так что он не был сыном Чингисхана, а значит, и Бату вовсе не его внук и не имеет права стоять во главе войска. Противники назначения Бату выступали против него настолько яростно, что озлобление, как писали очевидцы, проникло в мозг их костей. Но это им не помогло.

Вялый, безликий, безвольный Угэдэй, склонный к пьянству и разврату, в чем он даже каялся публично, на этот раз проявил неожиданную твердость. Знающие люди потихоньку говорили о том, что за спиной Угэдэя стоит китаец Елюй Чуцай, потомок основателя императорской киданьской династии, перешедший на службу к Чингисхану после покорения им Северного Китая и ныне возвысившийся еще больше при великом хане Угэдэе. Он стал его ближайшим советником и главным законодателем.

Угэдэй не раз убеждался в том, что, следуя советам Елюй Чуцая, он получает огромные доходы, что было ему особенно по сердцу при его нраве, а кроме того, китаец полностью принял на себя все тяготы управления империей, оставив своему повелителю возможность сколько угодно предаваться пьянству, охоте и другим развлечениям. А потому великий хан полностью поддерживал Елюй Чуцая, который хотел многого достигнуть назначением Бату главой похода на запад. Послушный его советам, великий хан явился на курултай трезвым и воззвал, обращаясь к сородичам по Алтан уругу (Золотому роду): «Царственный сокол души моего великого отца ныне купается в беспредельных просторах вечного неба и взирает на нас. Отец заповедал, чтобы вождь улуса Джучи возглавил поход на запад для последнего расширения этого улуса и всей нашей империи. Кто же стоит ныне во главе улуса безвременно ушедшего от нас моего брата Джучи? Его сын, мой племянник Бату, который правит улусом с огнем в глазах и с блеском в лице. Неужто можно допустить, чтобы копыта ваших коней подняли из земли зависти такую пыль, что в клубах ее скроется воля моего великого отца? Нет. Не бывать этому. Бату возглавит поход. Его правой рукой и советником я назначаю великого баатура Субэдэя, который еще моему отцу помогал восходить на вершину власти и десятки лет служил под его белым девятихвостым знаменем. Двенадцать лет назад он вместе с Джэбэ по повелению моего великого отца уже разбил огромное войско урусов при Калке. А теперь также верно служит мне. А еще в поход под началом Бату пойдут со своими туменами члены нашего Алтан уруга — мои сыновья и племянники Гуюк, Менгу, Бури и все остальные и даже мой брат — младший сын нашего великого отца Колген [114] , а также старшие сыновья темников, всех владельцев уделов, ханских зятьев и ханских жен».

Так говорил Угэдэй, наученный Елюй Чуцаем, и ему внимали обомлевшие от изумления сородичи и придворные. Молчал и сам Бату. Его красивое круглое лицо, со слегка приплюснутым носом, с узкими глазами, концы которых опускались к выступающим высоким скулам, оставалось совершенно бесстрастным. Однако воины его личного тумена, называвшиеся «синие» по цвету своей одежды, или «непобедимые», расположившиеся в степи возле площади, на которой заседал курултай, выхватили сабли из ножен и, ударяя ими о железные наконечники копий, звоном оружия громко приветствовали повеление великого хана.

Вопрос был решен. Елюй Чуцай сразу и надолго избавился от большинства видных предводителей военной партии, мешавшей ему упорядочить власть в огромной уже империи. Что же касается Бату, то хотя он и был еще молод, Елюй Чуцай отдавал должное его природному уму, рассудительности, воздержанности и, зная, какой огромный полководческий опыт и талант имеет баатур Субэдэй, не сомневался в успехе. Ну а неизбежные свары с сородичами во время похода, которые ждали Бату? Что же, если он достоин властвовать, то найдет и на них управу…

Вскоре после курултая огромное войско во главе с Бату и советником и военным руководителем похода Субэдэем, почти со всеми членами Алтан уруга выступило на запад.

Первоначально орда двигалась отдельными потоками, каждый под командованием одного из членов Алтан уруга. Подойдя к границе сильного государства — Волжской Булгарии, все они соединились и вторглись в Поволжье и Прикамье. Штурмом была взята столица Волжской Булгарии — многолюдный и хорошо укрепленный город Булгар, а также другие города этого государства, жители их истреблены или обращены в рабство, государство разгромлено. Бату покорил и частично истребил другие народы Поволжья и Прикамья — отчаянно сопротивлявшихся башкир, мордву, буртасов, саксинов, черемисов (мари) и других. Когда войска монголов соединились на берегах Волги, то, по свидетельству современника: «…от множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные».

И вот теперь, когда Торжок пал, для несметных орд Батыя, покоривших уже Рязанское, Московское, Владимирское, Ростовское, Переяславское, Тверское и другие княжества, разгромившего русские войска на реке Сити, дорога на Новгород была открыта.

Дочь Мстислава Удалого Федосья была очень на него похожа — те же широко расставленные и слегка навыкате голубые глаза, короткий прямой нос, твердые, четко очерченные губы, открывающие при улыбке крупные белые — один к одному — зубы, доставшиеся по наследству и ее сыну Александру Ярославичу, хотя статью и носом с горбинкой он пошел в своего отца. Характер у Федосьи был решительный и гордый, как у ее матери, половецкой княжны, дочери хана Котяна, да только внутренняя сила, которая помогала ей сносить все невзгоды — а выпало их на ее век немало, — внешне ни в чем себя не проявляла: глаза смотрели ласково и всепрощающе, а проходя по многочисленным горницам княжеского дворца, она одаривала встречных бояр или холопов одинаково ровной и доброй улыбкой. Шла, как плыла, двигаясь мелкими ровными шажками, при этом шумящие бронзовые подвески мелодично позванивали, напоминая о весенней капели. Проведя детские годы на юге Руси, в Торопце, где княжил ее отец, она никогда не видела подобных украшений, а увидев на Торге в Новгороде, не удержалась и купила.