– Да, – поставила запятую в телефон и чуть не свернула шею, когда маршрутки развезли нас на перекрёстке в разные стороны.

Агния:

Что-то у моих хозяев-работодателей неисправное в доме, неправильное происходит. Лена вечно сонная ходит и всё какую-то дымную философию пытается из себя выдохнуть. Причем на пустом месте. И курит при детях. Иван Петрович на меня обижен, даже Таня и Даня притихшие. Из болезни ещё не выплыли? Может, уйти мне? А потом опять мучиться с трудноустройством. Вот, кстати, ещё словечко. Надо Максимову объяснить.

Ой, а вон случайно не он едет? Эй, эй! Как же так, он меня и не видит! Сразу за телефон схватилась. Голову поднял, удивился, всё как положено. И говорит мне такую вот вежливую вещь:

– Я сегодня ночью смотрел в окно и подумал, что мы с тобой… никогда больше не увидимся. Не сможем, да и не надо нам.

Я смеюсь. Вы это своим спутникам, соседям по автобусу расскажите, расскажи. Никогда… Кстати, недавно я поняла, почему это Эдгара По в такую истерику от чёрного ворона бросало.

– Что? – кричит Максимов, как будто мы разъехались, и от этого хуже слышно стало.

– Я, говорю, тогда в зоопарке настоящего ворона увидела. Впервые в жизни. Вот уж не думала, что он такой. Слон, а не птица. Такой невермор! Мне казалось на картинках, что он от вороны не сильно.

А по поводу По… Ой, какая чудесная аллитерация!

Автор:

Всё великое множество вещей уложено. Такси заказано. Лицо накрашено. Билеты проверены.

В коридоре Мара зацепилась волосами за шкафчик. Конечно, как же без посиделок-на-дорожку? Нет, просто всё-таки лучше убрать волосы. Нет ничего лучше старой доброй косы в дороге.

Эх, Россия комсомолки… Она нахмурилась зеркалу, в котором давно приучила себя отражаться, и потянула расчёской чёрную прохладную массу к затылку. С наслаждением запустила когти в свою смоляную, без единой сединки гриву, разлила на три потока, заплела. Перекинула на спину, покрутила головой. И снова на плечо вернула. Боже, как я хороша! Однажды Агния пошутила над этой её всегдашней приговоркой: Она была хороша почему-то только в своём зеркале.

Но Мара на Агнию не обижалась. Не обижалась почти никогда.

Вадим:

Моя двоюродная сестра ушла из дома. Ушла, я ушам своим не поверил. Ко мне в институт сегодня заявился её муж. Сказал, что Маргарита ушла, очевидно, к другому мужчине.

Вот уж! Для меня всегда это семейство было образцом благополучия. Такого неярко мерцающего, но благополучия. Хм, пожалуй, даже в хорошем значении слова. Дружные и сильные, конечно, характеры у них больно разные, темпераменты там. Температуры кипения. Но Рита, кажется, никогда об этом не задумывалась. Мне всегда казалось, она умеет интересно жить. Во время скучной праздничной семейной застольной беседы она казалась мне по-настоящему живой. Исключительно живой. Она тоже пришла бы в восторг от приезжего зоопарка и от нелепых фамилий служителей. Хотя в остальном она нисколько на Агнию не похожа. Нет, ничего подобного я от неё не ожидал. Впрочем, как раз – почему бы и нет?

У меня было время перед следующей лекцией, и мы с Павлом вышли в институтский парк. Туда, куда наши младшекурсники бегают на физкультуру, а старшие – с занятий. И распивают там спиртные напитки.

– Ты хочешь, чтобы я с ней поговорил?

Он покосился недобрым углом глаза, хмыкнул и закурил.

– Я нашёл у нас дома письма её любовника, – промычал Павел, прочищая горло. Нас обоих передёрнуло от слова «любовник». Одновременно, я видел.

– Я вчера отодвинул шкаф, ну, в общем, у меня карандаш туда закатился. И увидел, что обои за шкафом с одной стороны чуть-чуть отошли. Странно так топорщились, вот я и засунул туда руку от удивления.

Павел сам раскручивался на откровенность. Мне даже не пришлось задавать ему глупых вопросов.

– Вытащил газету, а между листами там, ну, в общем, с десяток писем. Догадалась же так спрятать, шкаф сама двигала. Или кто помогал? Я их целиком не читал, так заглянул, чтобы убедиться, ну, в общем, да. Я, конечно, такого не ожидал, ну. Он называет её Мара, Маричка. Смешно… Подумал и решил всё убрать, как было, и виду не подавать, что знаю. Просто хотел понаблюдать за ней, осторожно так расспросить. Я ведь просто понять хотел.

Павел ходил передо мной, как маятник: три шага туда – три обратно. Курил, заикался и пытался развести меня на жалость.

– А потом она пришла с работы и сама ни с того ни с сего заявила, что уходит. Я о письмах даже не заикнулся. И теперь это, наверно, не имеет значения, – голос у Павла стал совсем неестественным. И я правда почувствовал жалость к нему. Неприятную. Всё так эффектно и просто получалось с его слов. Такая сякая – она, а он, посмотрите, как на картинке. Или это просто родственные чувства во мне взыграли?

– Она хочет с тобой развестись? Сказала, что уходит к другому навсегда? – я вякнул, чтобы замять замешательство.

На это Паша дёрнулся и надолго замолчал.

После работы мне позвонила жена и возмущённо сообщила уже не новую для меня новость. Я, правда, не понял, кем она была возмущена и чью сторону принимала: Павла или Маргариты. Велела мне срочно найти сестру – всеми правдами и неправдами.

Звонить Маргарите я не хотел. Будет нужно – сама меня найдёт. Не буду же я искать её и возвращать за ручку в лоно семьи. Всё-таки набрал номер и обрадовался тому, что телефон отключён.

По дороге домой хотел обдумать странное письмо отца, само появление Агнии на горизонте и вот – историю с Маргаритой. Шёл пешком, по пути заходил в знакомые двери, выпивал там по сто и шёл дальше. В результате ничего не обдумал и был уже хорош, когда решил таки дождаться маршрутки. И вдруг увидел их обеих. В смысле, Агнию и Маргариту. Они одновременно переходили перекрёсток наискосок. Навстречу друг дружке. Я, ей-богу, подумал, что это мой пьяный глюк. Они встретились в самом центре перекрёстка и разошлись, как в фигурном катании или там в синхронном плавании.