Подумал, все ли сделано? За Мокеевой наблюдают. Раз. За изобретателем Эдей — тоже. Два. Комаров на виду. Три. Его сын Дмитрий? Произвел на Шухова хорошее впечатление. Явно не понимал в воскресенье, зачем он потребовался милиции, когда его нашли в лесу. Собирал грибы. И набрал уже полную корзинку к тому часу, когда его увидели. Человек, совершивший убийство, вряд ли способен с таким усердием искать грибы. На отца Дмитрий похож только внешне. Характер, видимо, мягкий, покладистый. Манера держаться — приятная. Говорит неторопливо, толково, спокойно. «В мать удался», — подумал Шухов, вспоминая дебелую старуху с ухватом.

— Назарова хорошо знаете?

— Да нет. Батя с ним больше беседовал. У меня другая компания.

— Заходил к вам Назаров?

— Редко. Батя сам к нему путешествовал. Почти соседи ведь.

— Чего так поздно жениться надумали?

— Пришлось так, выходит.

Еще вопросы. Еще. И еще. Вопросы, имеющие отношение к делу и не имеющие к нему никакого отношения. Спокойные ответы, прямые, без уверток. Никаких нюансов. Однако алиби у Дмитрия нет. Алиби есть у Мокеевой. У ее мужа алиби непрочное. Да и Мокеева утверждает, что Эдя следил за ней. Только в утро убийства Мокеева мужа не видела. В утро убийства, сказала Мокеева, никто за ней не шел. А соседи Эди говорят, что в четыре часа эта штука на потолке Эдиной квартиры гудела во всю ивановскую. Однако соседи говорят, что эта штука гудит ежедневно, регулярно, в одно и то же время. Мог Эдя включать ее и уходить? Мог, конечно. За Эдей ведь никто не следил.

Шухов задумчиво полистал дело, порядочно распухшее ко вторнику. Взгляд упал на фамилию Загоруйко. «А что это еще за личность?» Вспомнил: шофер такси, первый свидетель по делу, случайный человек. Впрочем, так ли уж случайный?

В парке пассажирского автохозяйства Шухову показали старичка вахтера, дежурившего в ночь с субботы на воскресенье. Старичок носил благообразную бородку клинышком, часто поглаживал ее во время разговора. «Рассказать про ночь?» Нет, он не спал, как можно спать? Загоруйко — тот спал. «Да, вот тут на диванчике».

Вечером шофер попросил разбудить его без двадцати четыре. Старичок аккуратно выполнил просьбу. Загоруйко, как поднялся, позвонил диспетчеру. Вахтер помнил этот разговор. О чем говорили? «Привет, Галочка, как живется?.. А мы уже готовы. Звони клиенту… Выезжаем». Вот и весь разговор. Во сколько вышла машина из гаража? Да, может, минут через пять после этого. Четырех еще не было, во всяком случае.

Девушка-диспетчер подтвердила слова старичка. «Правильно, Загоруйко позвонил без двадцати четыре». Она тут же набрала номер клиента, сообщила ему номер машины, включила рацию, связалась с шофером. Они еще поболтали немного по радио. А через несколько минут Загоруйко встревоженно произнес: «Слушай, Галя, в доме-то что-то горит. И клиента не видно. Звони скорей пожарникам».

— Это было в четыре часа? — спросил Шухов.

— Да. Раньше он и не мог подъехать к дому.

Без пятнадцати четыре Назаров был жив. В четыре — мертв. Загоруйко подогнал машину к дому около четырех. Может, он что-нибудь видел? Теперь, когда следствие располагает более обширными данными, есть смысл еще раз потолковать с этим таксистом. А вдруг?

Загоруйко явился точно в назначенное время.

— Садитесь, Иван Тихонович, — пригласил его Шухов, незаметно разглядывая шофера и пытаясь определить, что же представляет собой этот человек. На вид лет сорок, но хочет казаться моложе. Одет аккуратно, спортивно. Черные усики, пустоватые наглые серые глаза. «Фат, — подумал Шухов. — Наверное, любит красиво выражаться». И не ошибся. Загоруйко о себе говорил только во множественном числе: «мы». «Мы подали машину…», «Смотрим, огонь в окнах…», «Галочке — по рации».

— Постарайтесь вспомнить что-нибудь еще, просил Шухов. — Не видели ли людей на улице?

— Людей не видели, — готовно откликнулся Загоруйко.

— Давно работаете в автохозяйстве?

— С полгода. Как приехали в город.

— Женаты?

— Нет, мы не женаты. По пословице.

— То есть как это по пословице?

— Женатый живет как собака, умирает человеком. Холостой — наоборот. Ну и мы — наоборот.

В отделе кадров автохозяйства Шухов просмотрел анкету Загоруйко. Для себя объяснил: «На всякий случай». Алиби таксиста выглядело бесспорным. И вопросы ему Шухов задавал больше для проформы. Хотелось также убедиться в том, что Загоруйко и Назаров понятия не имели друг о друге. Анкета таксиста оказалась безукоризненной. Все в ней было ясно. Правда, Загоруйко произвел на Шухова неприятное впечатление. Но ведь не в любви им объясняться. Биографию же Загоруйко Шухов сравнил с назаровской. Скрупулезно проверил, не пересекались ли в каких-нибудь пунктах жизненные пути Назарова и Загоруйко. И, проверив, убедился: нет, нигде не пересекались их тропинки. На Дальнем Востоке Загоруйко не был. Службу проходил на Севере. Работал потом в Брянске, Орле и Могилеве. Назаров в этих городах не жил никогда. Могли, конечно, быть случайные встречи. Но верилось в это с трудом, а точнее, и вовсе не верилось.

В четверг Шухов получил телеграмму из волжского городка, родины Назарова. Кожохин писал: «Кое-что выяснилось. Вылетаю в леспромхоз».

Три часа тридцать минут… В ушах звучит вопрос… Колотится, звенит:

— Убил, да?

Да, убил! Убил себя, убил свою жизнь. Израсходовал и выбросил, как портянку. Не выскочил из заколдованного круга. Пробежало счастье мимо, прогукало, обхохотало лешацким хохотом, хвостом щетинистым по губам шмякнуло. Подавился Назаров своим счастьем. Не отхаркнуть теперь его, не выплюнуть…

Летом в тайге раздолье. Брал летом отпуск — и в лес. По тайге бродил, счастливый корень женьшень искал. Большие деньги, слыхал, за корешок этот можно получить. Летом люди на курорты ехали, путевки доставали, а он на подножный корм. С ружьишком навострился управляться. По буреломам бродил, глазами по сторонам искал: не сверкнут ли где остренькие листочки зонтиком. По вечерам у костра валялся, с комарами, с мошкой воевал, думал: вот бы над лесом этим хозяином быть. Раз повезло: калужину на мелководье застрелил. Отвез икру в город, продал. Торговал и опасался: засекут, посадят. Однако сошло. Прибавилось чуток капиталов на книжке. Медведя как-то случайно порешил. Мясом две недели питался. Остатки выбросил, а шкуру сохранил. Завидовал соболятникам: много денег зашибают. Но зимой охотиться не мог: зимнего леса боялся, морозов боялся, да и на зимнюю снасть денег жалко было.