И ждет нового человека, творца русской эстетики, такого человека, который сумеет найти форму, красивую, эстетичную для национального пафоса[341].

Но ведь в этом вся суть стремления нашего искусства! Без нахальства скажу — Художественного театра. Все лучшее, что было достигнуто Художественным театром, служит этому исканию, этим чаяниям.

Но трагическое, какое рисуется Сологубу, по крайней мере то, что, по его мнению, уже вот-вот налицо, — это есть жест без национального пафоса, форма без…

Разболтался — извините. Все письмо мое было начато, только чтобы напомнить Вам обо мне, думающем о Вас, ожидающем от Вас дорогой весточки.

Обнимаю Вас. Привет сердечный Анне Ильиничне.

Ваш Вл. Немирович-Данченко

Оказывается, не 9-е, а 12-е июня!

323. Из письма К. С. Станиславскому[342]

8 августа 1916 г. Нескучное

… Новые постановки.

Здесь, конечно, должно быть наше главное внимание. Пришло такое время.

«Село Степанчиково» до Вашего приезда может взять Москвин Может быть. Вы напишете, что ему делать.

Вероятно, он просмотрит (совместно со мной?), что сделано Добужинским[343].

Как только пройдет «Иванов»[344] — «Село Степанчиково» окончательно вступит на сцену, и, надо полагать, месяца через {176} 1 1/2 будут генеральные репетиции, то есть те закрытые спектакли, через которые мы решили подходить к первому представлению. Их будет 6, 7, 8, по две в неделю…[345]

Тогда должна будет вступить на сцену другая «дежурная» пьеса. Вопрос — которая?

Частью «в портфеле», частью уже в работе: «Роза и Крест», «Чайка», «Дядя Ваня», «Король темного покоя», «Романтики», «Самсон», «Маринка»[346].

С «Розой и Крестом», очевидно, будет задержка. До приезда Качалова я могу только проверить кое-что из того, что сделано. Репетиций самостоятельных, то есть с Лужским, больше не будет. Качалов по приезде окунется в «Иванова». Значит, вернуться к «Розе и Кресту» можно будет только по открытии сезона[347].

Стало быть, надо приниматься за «Романтиков»[348].

Действующие:

Старик Бакунин — ?! Раз не Вы, охотнее всех я занимался бы со Стаховичем. Но так как он не может или не хочет, то никак не могу выбрать исполнителя: Вишневский? Может ли русского барина, грозу всего дома, высокообразованного, но крепостника и консерватора?

Лужский? Как-то сух и жидок по темпераменту.

Грибунин? Мягок.

Автор не помогает своим темпераментом.

Что старик Бакунин — гроза всего дома, это важная сторона драмы, что он — глава интеллигентнейшего поколения русских романтиков, это важно с идейной стороны.

Может быть, посоветуете?

Мих. Бакунин — Леонидов.

Мать Бакуниных — Бутова, Лилина.

Варенька — Германова.

Душенька — Коренева. Не помешает ли это репетициям {177} «Степанчикова»?[349] Но другой исполнительницы нет.

Ксандра — Самая очаровательная роль. Юность, мальчишеская изящная грация. Независимость. Поет. Гзовская, Крыжановская, Бакланова (Жданова не поет). Я предпочитаю Гзовскую, но рад и Крыжановской.

Дьяков, муж Вареньки — Массалитинов.

Митенька — Улан, пьяница, умница. Очень хотелось бы, чтоб играл Качалов. Может (банальнее и бледнее) Грибунин. Самый умный и самый чуткий человек в пьесе. И роль выигрышная. И в сценическом отношении важен, потому что его большой сценой кончается пьеса.

С этой пьесой дело обстоит серьезнее, чем может показаться. В том виде, как она сейчас, ею заниматься не стоит. Можно, конечно, хорошо поработать, можно умело выудить из нее все, что в ней есть заманчивого, можно добиться недурного сезонного успеха. Но ведь решили мы такими делами не заниматься! И если уж идти по этому пути, то интереснее работать над «Самсоном» Андреева. Там и пьеса готовая, то есть автор сделал все, что мог, и роли готовые, и пьеса боевая. И наверняка не на один сезон, а хоть на два, а самое главное — там автор честен и искренен. Здесь же я не могу отделаться от привкуса спекуляции возвышенными идеями. Это какая-то особенная спекуляция, не просто откровенно шарлатанская, не грубая, но липкая, изворотливая. У автора в мыслях, в самом деле, имеются все эти идеи о боге, о необходимости его, о «радости разрушения», но он не находит нужным сам пережить и перестрадать их, а требует, чтоб их пережили и перестрадали актеры. Он не считает себя обязанным «заражать» актеров. От большой начитанности, от своих религиозно-философских споров он хочет демонстрировать через театр свои временные взгляды и хочет уютно, комфортабельно сесть в кресло и командовать: актеры, страдайте! актеры, верьте в бога!

{178} У него есть и настоящий талант в целом ряде сцен, это — от искусства, актеры могут заразиться ими. И, в сущности, автор сам по-настоящему живет и радуется в этих сценах. Но по своему положению перед Синодом, перед попами, перед оппонентами из Религиозно-философского общества, наконец, перед революционным движением, ему не подобает оставаться только художником — это, мол, низменно, ему надо быть пророком, учителем, и вместо того, чтобы пользоваться театром, как служением прекрасному, он желает эксплуатировать прекрасное для своих общественных задач. И для этого мы должны отказываться от нашего «святого».