– Княжна Оболенская! – широко улыбнулся император. – Сердечно рад видеть вас. Вы, как всегда, очаровательны.

– Я недостойна вашей похвалы, государь. – Тетушка зарделась, но, судя по всему, комплимент был ей чрезвычайно приятен. – Я только и делаю, что меняюсь к худшему.

– Ну что вы, княжна. Вы так же прелестны, как на императорском костюмированном балу, открывавшем зимний сезон тысяча девятьсот третьего года…

Маргарита искоса взглянула на тетушку и чуть не ахнула – по виду той трудно было дать больше двадцати пяти лет, хотя буквально час назад княжна выглядела иначе… если не вдаваться в унылые расчеты, сколько лет может быть на самом деле даме, блиставшей на балах в начале XX века!

– Представьте мне вашу милую спутницу, дорогая Елизавета Ильинична, – попросил император.

Его слово было законом.

– Разрешите рекомендовать вам, ваше величество, мою внучатую племянницу. Маргарита Викторовна, внучка моего брата, князя Петра Ильича.

Маргарита, предположив, что от нее снова ожидают какого-нибудь книксена, склонилась в поклоне.

– Рад нашему знакомству, княжна, – обратился уже лично к ней Николай Александрович.

– Ах, государь! – трагически воскликнула тетушка. – К несчастью, в силу роковых обстоятельств, ву компрене, бедная девочка – не княжна, хотя имеет полное право на княжеский титул. История была так сурова к нашему роду! Бедняжка лишена нашего родового титула, более того – она лишена даже дедовского имени, которое могла бы носить с честью. Мой бедный брат погиб в советских лагерях, а его несчастная супруга, вероятно в приступе безумия, лишила сына отцовской фамилии, выправив другие документы и полагая, что этим она спасает мальчика…

– Не осуждайте ее, княжна. Полагаю, в тех обстоятельствах вдова князя поступила весьма разумно. Увы, мои несчастные подданные против моей воли нередко оказывались перед непростым выбором: фамильная честь или жизнь. Каждый принимал решение сам, и мы судить их не вправе. Если бы матери не стремились сохранить жизнь своим сыновьям, страна могла бы полностью обезлюдеть.

– Вы мудры, государь. – Княжна снова склонилась в поклоне. – Но я теперь так мечтаю, чтобы девочка вернула себе наше имя. Она – настоящая княжна Оболенская, наследница нашего рода, но при этом вынуждена носить чужую фамилию.

– Понимаю вас, княжна, – кивнул император. – Не беспокойтесь, я распоряжусь.

Император перешел к следующей просительнице, а Маргарита стояла в полной растерянности, залившись краской. Тетушка считала подобную просьбу делом вполне естественным, но все-таки в этом было нечто, с точки зрения Маргоши, сомнительное. Примазываться к знатному роду, о своем родстве с которым она узнала совсем недавно – это как-то недостойно, да и носит она не «чужую фамилию», а доставшуюся ей от бабушки Маргариты Стефановны…

Впрочем, раз уж Маргоша позволила тетушке облачить себя в парадный наряд и притащить в этот зал, пенять не на кого. Надо было задуматься, что именно планирует тетушка, вечно пребывавшая во власти амбиций! Да и бабушка Маргарита тоже, вероятно, рассчитывала на что-то подобное, когда заставила внучку отправиться в петербургский вояж…

До тех пор пока Маргоша будет жить так, как хочется ее бабушкам, придется терпеть все то, что они пожелают устроить с ее судьбой.

А может быть, все то, что происходит в этом городе-призраке, которого на самом деле нет, так в нем и останется? Ведь в той жизни, которая есть, все идет по иным законам!

– Карету княжны Оболенской! – крикнул лакей с пустыми глазами, когда тетушка и Маргарита покинули императорский дворец, и верный Алексис тут же подогнал экипаж.

Маргарита и тетушка уселись в карету и снова понеслись по призрачным улицам к Симеоновскому мосту. Маргоша, отвлекшись от всех мучительных вопросов (нечего косить под Чернышевского и страдать, без конца размышляя, что делать, хотя в относительной близости от Петропавловской крепости подобные мысли даже утешительны), опять погрузилась в созерцание мелькавших за окном видов – это было еще интереснее, чем рассматривать альбом, изданный в начале XX века к 200-летию Санкт-Петербурга.

Между тем тетушке припала охота поговорить на высокие темы – прием у покойного императора настроил ее на торжественный лад.

– Вот видишь, дитя мое, ты сегодня испытала нечто такое, что прежде и вообразить-то себе не могла. Должна заметить, государь отнесся к тебе благосклонно. Теперь твоя судьба должна измениться.

На тетушкино замечание следовало что-нибудь ответить. Не поддержать разговор в таких обстоятельствах было бы просто неприлично. Маргарита отвлеклась от разглядывания Русского музея – музей как музей, почти такой же, только назывался музеем имени Александра III да фасад его был поярче покрашен – и искренне сказала:

– Тетушка, я все же до конца не могу поверить в происходящее. Даже не то чтобы поверить, а осознать не могу…

Княжна грустно улыбнулась уголками губ:

– И не пытайся. Не все, далеко не все поддается осмыслению. Нашим миром правит магия. Это следует принять как данность. Она сильнее нас всех. И поверь мне, дорогая, именно она предопределяет нашу судьбу.

Вдруг из темного угла кареты, где сгущались тени, раздался голос:

– Нельзя верить лишь в торжество тайных магических сил, предопределяющих твою судьбу. Предопределение, конечно, дело хорошее, но всегда есть еще и свобода воли, особенно у тех, кто с магией накоротке… Короче говоря – человек сам кузнец своего счастья. Прости за банальность.