В книге нередко упоминается мое имя - это обусловлено тем, что мы с автором воевали на одном направлении. Спасибо Ивану Моисеевичу на добром слове, хотя можно было о командарме и поменьше… Заметил бы где-то вскользь, что сидел, дескать, над картой такой-то генерал да усы покручивал, и достаточно. Однако навязывать автору свою точку зрения я не в праве. Пусть только не подумает читатель, что вот, мол, Третьяк пишет о Казакове, а тот - о нем. Оба мы в свое время были связаны служебным положением, и правдивости ради автор привел в тексте некоторые факты совместной боевой работы.

Со своей стороны, мне хотелось в этой краткой вступительной статье представить автора книги читателям. О себе он почти ничего не рассказывает, он будто лишь присутствует в различных эпизодах, в которых участвуют его боевые товарищи. Но именно в его руках находились крепкие нити управления подразделениями, судьба боя. Люди безгранично верили ему, шли за ним в бой. Название книги «Храбрые сердца однополчан» в первую очередь относится к самому автору - Ивану Третьяку.

Генерал армии М.И.КАЗАКОВ

Дороги войны… Трудные, опаленные, пропахшие горечью полыни в отступлении и осененные цветеньем полевых красных маков в победной поступи вперед. Разве забыть их фронтовикам, прошагавшим множество огненных верст? Никогда не забыть! Они оставили на старых командирских картах красные и синие стрелы, они прочертили в сознании и в сердцах воинов старшего поколения неизгладимый след.

Тот след, как рубец от раны, напоминает о себе в непогодь приглушенной болью. И еще тогда, когда много лет спустя после войны проходишь теми же дорогами. Глаза твои любуются всем тем, что создано народом в мирные годы, а думы непроизвольно залетают в далекое прошлое, воскрешая события Великой Отечественной…

И еще крепче тревожат душу воспоминания, когда встретишься с фронтовиками-однополчанами. Так много значат их рукопожатия, столь красноречивы их взгляды! Да, да… Эти же самые глаза - серые, карие, синие - глядели на тебя с искренностью и отвагой тогда. И ныне глядят так же, с той же самой верой в человека.

После объятий и долгого очень выразительного молчания разговор пробивается, словно родник, неожиданно найденный:

–  А вот за той высоткой стояла полковая артиллерия, которую возглавлял Владимир Стружанов.

–  Тогда пехота обошла немцев двумя батальонами с фланга и ударила так, что они всю ночь бежали без оглядки.

–  Хорошо, пушкари поддержали вовремя.

Примерно в такой тональности складываются беседы с фронтовыми однополчанами, как вот эта, с Владимиром Николаевичем Стружановым - бывшим начальником артиллерии нашего стрелкового полка.

Сердечными и волнующими были недавние встречи с генералом армии М.И.Казаковым, фронтовым командармом, с генерал-лейтенантом в отставке Л.М.Лазаревым, фронтовым комдивом, с его женой Ольгой Степановной, тоже фронтовичкой…

И по долгу службы, и по личным намерениям во время отпуска, и при иной случайности как же часто приходилось командующему войсками Краснознаменного Белорусского военного округа проезжать от Минска до Москвы и обратно, а это ж ведь тот самый путь Великой Отечественной войны, те же версты, пройденные с боями, - до Москвы и обратно и дальше.

Все мы, солдаты и командиры, шли одной дорогой через войну. Им, дорогим однополчанам, посвящены настоящие записки, что и подтверждается заголовком книги. Здесь найдут выражение те самые думы, которые волновали меня и тогда, на фронте, которые, однако, в то время высказать я не успел и не сумел. Адресована книга, по замыслу автора, читателям младшего поколения, тем нашим современникам, у которых впереди - широкая дорога свершений и подвигов.

Воспоминания уносят тебя туда, где состоялось первое свидание с прекрасной и всесильной военной романтикой. И невольно задумаешься, спрашивая себя: с чего же все это началось? И будто вдруг откликнется эхо в ответ: «С мечты…»

Мне, например, не было на роду написано стать военным. Наоборот, отец мой Моисей Ильич Третьяк, колхозник, влюбленный в землю-кормилицу человек, с детства склонял меня к тому, чтобы я по доброй семейной традиции стал хлеборобом.

–  Оглядись, сколько нашей родни на полтавской земле трудится, от малого до старого, - говаривал, бывало, он.
– И сам думай о том, где бы руки к работе на земле приложить.

А я мечтал о другом - о военной службе, о командирском труде.

Отец, когда услышал о том впервые, даже вспылил, запретил мне помышлять о военной профессии. Но разве можно запретить мечту?

Позже я разобрался в отцовских противоречиях, понял, чем не полюбилась военная служба бывшему солдату, участнику Брусиловского прорыва. Отрицательные суждения и эмоции были вызваны не самой службой, не тяжелой раной, полученной отцом в бою. На него угнетающе действовало впечатление об офицерской касте царской армии, оставившее в его сознании столько памятных зарубок! О советских же командирах он только читал да слышал из других уст. Это не могло пересилить в нем того, что в молодости довелось лично испытать.