— Контузило? Знакомо.

— Так вы воевали?

— Пару месяцев, в самом начале. Мне повезло.

— Ну вот, а Джонни — нет. Когда его привезли обратно, это был овощ, а не человек.

— Действительно невесело. Только я вам зачем? Что именно вы от меня хотите?

Цифер потушил сигару и повертел в руках пожелтевший от времени мундштук из слоновой кости в виде свернувшегося змея с головой петуха. Петушиный клюв был раскрыт в крике.

— Прошу вас, имейте терпение, мистер Ангел. Окольным путем я подвожу вас к главному. Как я уже говорил, я помог Джонни в начале его карьеры. Агентом его я не был, но мне удалось использовать свое влияние, чтобы помочь ему. И поскольку я принимал в нем довольно большое участие, мы с ним заключили договор. Есть некий залог, который должен быть выплачен в случае его смерти. Больше я, к сожалению, ничего не могу вам сказать: по условиям договора я не имею права раскрывать подробности. Но это и неважно. Важно то, что Джонни был безнадежен. Его отправили в больницу для ветеранов в Нью-Гэмпшире, и казалось, что он проведет там остаток жизни. Тогда много было этих несчастных мальчиков. Но у Джонни были друзья, и у него были деньги. Немалые деньги. Он был далеко не скуп, но в последние два года зарабатывал столько, что даже ему не под силу было все это промотать. Часть этих денег он вложил в какое-то дело, причем его агент имел право распоряжаться доходами.

— История осложняется, — заметил я.

— Именно, мистер Ангел, именно.

Цифер задумчиво постукивал мундштуком по краю опустевшего бокала. Хрусталь звенел, словно далекий колокол.

— Друзья перевели его в частную клинику на севере штата: там применяли какие-то радикальные методы. Скорей всего, обычное шарлатанство: по крайней мере, Джонни эти методы не помогли. Но теперь деньги шли уже не от государства, а с его счета.

— А эти его друзья — вы их знаете?

— Нет. Надеюсь, вы не сочтете меня чудовищем, если я скажу вам, что судьба Либлинга интересует меня постольку, поскольку мы с ним связаны договором. С тех пор как Джонни ушел на фронт, я его больше не видел. Единственное, что мне нужно было знать, это жив он или умер. Мои поверенные пару раз в год связывались с больничным начальством и получали от них письменное подтверждение того, что Джонни еще жив. Так продолжалось до прошлого воскресенья.

— А в воскресенье?..

— В воскресенье случилась странная вещь. Я был по делу в Покипси и решил заехать в клинику: там недалеко. Так сказать, проведать старого приятеля. Зачем — не знаю. Может быть, из любопытства. Хотелось взглянуть на него: каково это шестнадцать лет не вставать с постели? Но меня к нему не пустили, сказали, что посещения — вечером по будним дням. Я настаивал. Тогда вышел его врач и сказал, что Джонни сейчас проходит курс терапии и его нельзя беспокоить до будущего понедельника.

— Такое впечатление, что вас хотели спровадить.

— Мне тоже так показалось. Этот врач — что-то мне в нем не понравилось…

Цифер убрал мундштук в жилетный карманчик и опустил на стол сложенные вместе ладони.

— Я остановился в Покипси, дождался понедельника и пошел в клинику — на этот раз уже точно в часы посещений. Доктора я не видел, но когда я сказал, что иду к Джонни, дежурная спросила: вы родственник? Я, естественно, сказал, что нет, и тогда она мне сообщила, что посещения разрешены только родственникам.

— А в первый раз вам этого не говорили?

— Нет. Честно сказать, я тогда слегка погорячился. Кажется, даже устроил там сцену. Это, конечно, была ошибка. Медсестра пригрозила, что вызовет полицию, если я немедленно не уйду.

— И вы ушли?

— Ушел. Что же мне еще оставалось? Это частное заведение, я не хотел неприятностей. Поэтому мне и понадобились вы.

— Вы хотите, чтобы я съездил туда и все выяснил?

— Именно.

Цифер воздел руки, как человек, желающий показать, что он ничего не скрывает.

— Прежде всего, мне нужно знать, жив он или нет. Это самое главное. Если жив — я хочу, чтобы вы его нашли.

Я извлек из нагрудного кармана блокнотик в кожаной обложке и механический карандаш.

— Похоже, дело несложное. Так. Что это за клиника и какой там адрес?

— Клиника имени Прозерпины Харвест. Это на востоке, по дороге на Плезант-Вэлли.

Я все записал и спросил еще, как звали того подозрительного типа.

— Фаулер. Не то Альберт, не то Альфред…

— Так. А этот Джонни там записан как Либлинг?

— Да. Как Джонатан Либлинг.

— Хорошо. На первый раз достаточно.

Я спрятал блокнот и встал.

— Как мне вас найти?

— Лучше всего через поверенного, — сказал Цифер, кончиком пальца разглаживая усы. — Погодите, вы уже уходите? Я думал, мы пообедаем…

— От угощения я обычно не отказываюсь, но если выехать сейчас, то я еще успеваю в клинику до закрытия.

— Но там все время кто-то есть.

— Да, дежурный врач. А мне нужна картотека: кем бы я ни представился, все равно мне путь один — туда. Да и вам накладно ждать до понедельника: у меня такса полсотни в день плюс расходы.

— Что ж, если вы справитесь, цена разумная.

— Справлюсь. Об этом можете не беспокоиться. Как только что-нибудь узнаю, позвоню Штрейфлингу.

— Прекрасно. Рад был знакомству.

Принимая от гардеробщицы пальто и дипломат, я обернулся: на устах метрдотеля все еще играла презрительная усмешка.

Мой шестилетний «шевроле» дожидался меня в гараже «Ипподром» на Сорок четвертой улице неподалеку от Шестой авеню. Гараж! А ведь когда-то на его месте был театр. Легендарный театр «Ипподром», видавший Анну Павлову, гремевший собственным оркестром, в котором колдовал сам Джон-Филипп Суза! А что теперь? Бензиновая вонь. Вместо божественных аккордов — музычка из радиоприемника, прерываемая испаноязычным тарахтением диктора-пуэрториканца.