Шрифт:
– Ах Сенор, Сенор, – запричитал далекий голос, – зачем ты бежал? Я отпустила бы тебя – скоро, очень скоро… Ты бросил меня и забрал Стеклянный Обруч…
Вдруг он понял. Все дело в Обруче! Сенор непроизвольно поднял руку и с некоторым удивлением обнаружил, что Обруч до сих пор находится у него на голове, более того, волосы успели срастись с амулетом и переплелись с обрезанными волосами Слепой Королевы. В суматохе побега он совершенно забыл о нем.
А голос стонал:
– Что ты наделал!… Это непоправимо… Теперь я останусь здесь навеки, если не придет кто-нибудь со Стеклянным Обручем и не освободит меня… Но ведь ты погибнешь, а Обруч навсегда исчезнет в Тени… О проклятый, низкий, худший из живущих! Ты обрек меня на заточение, а подземный мир – на вражду и хаос!..
Это была правда. Нетрудно себе представить, во что вскоре превратится двор Подземного Королевства без всепроникающей и объединяющей власти Мелхоэд. Достаточно взглянуть на Тойнгха, чтобы понять: война между графствами неизбежна. Война, которая превратит здешнюю, и без того нелегкую, жизнь в настоящий ад. Теперь ничто не мешало осуществлению любого заговора, и междоусобная резня была лишь делом времени.
Но Мелхоэд сама нарушила естественный ход вещей. Отпусти она Сенора и Люстиг, – и сбылось бы пророчество Айоты, Читающей по Костям. Мургулла была бы спасена, а пришельцы из Верхнего Мира ушли бы навсегда. Но она предпочла спрятать Сенора в Бутылке Рофо и теперь должна была заплатить за это.
Голос плакал еще недолго, безнадежно и отчаянно; ни одной нотки гнева больше не прозвучало в нем, только неизбывная щемящая тоска…
Сенор постарался отогнать от себя мысли о Слепой Королеве. Невидящим взглядом смотрел он на плывущие мимо гробницы Стеклянного Леса.
Они не смогли получить обратно своих лошадей. Как оказалось, Уроды давно съели их – мясо животных Верхнего Мира считалось здесь деликатесом. Да и возвращения придворных Башни тут явно не ожидали.
Сенор, пришедший в ярость, едва не зарубил мечом слугу, который должен был присматривать за лошадьми в конюшне, расположенной возле обрыва. Но потом ему пришло в голову, что невероятно выносливые и быстрые лошади Мургуллы могут послужить прекрасной заменой.
Он приказал слуге выпрячь их и объявил графу, что берет четырех коней себе. Двух лошадей он оставлял Крысиному Хвосту; на одной из них тот мог вернуться в свой замок.
Но Тойнгха выглядел так, словно ничто не имело для него никакого значения. Ему пришлось еще немного побыть в роли заложника. Во время подъема в клети он остался таким же безучастным.
Только наверху, когда карлик вывел лошадей на заметенную снегом землю, а Сенор и ведьма кутались в плащи от холода и с непривычки жмурились от неяркого света серого зимнего дня, оцепеневший Тойнгха вернулся к жизни. Его злобный взгляд снова остановился на Сеноре.
– Я отомщу тебе, – сказал Крысиный Хвост из клети, которая, раскачиваясь, поползла вниз. – Если Айота была права, мы еще встретимся – и тогда моя месть будет страшной…
Его высохшее лицо исчезло за краем колодца. Тяжелая плита, установленная Уродами на место, опустилась, закрыв вход в Подземное Королевство.
Бесшерстные слепые кони дрожали от холода под порывами зимнего ветра. Сенор не дал им замерзнуть. Четыре всадника, один из которых едва доставал руками до лошадиной гривы, понеслись по заснеженной равнине в сторону Кобара.
Глава двадцать девятая
Время кометы
В тот год появилась комета в небе над миром; появление ее верно предсказал Смотритель Светил Капу – и это было страшное знамение для Кобара. Вскоре началось невиданное ранее наступление Тени. Хаос пробудился.
Падение нравов, извращения и страдания стали повсеместными; Птицы Зла слетались, чтобы устроить пиршество в городе, обреченном на вымирание; сумеречные демоны обретали неодолимую власть над людьми; предчувствие смерти искажало лица и калечило сердца…
Тень поглощала пространство, исторгая из себя легионы неописуемых существ, – и вскоре даже последний нищий в Кобаре понимал, что конец близок.
Хозяева Башни с трудом удерживали пошатнувшееся равновесие: лишившись будущего, Кобар лишился основ своего существования; грязь и жестокость поднялись из бездонных глубин человеческих душ, апологеты самоуничтожения обрели верную паству.
Придворные Башни были поглощены почти непрерывными пирами, дуэлями и распутством, прерывая свои оргии лишь на время грабежей, междоусобиц и охоты за людьми. Последнее развлечение, как наиболее опасное и щекочущее нервы, широко распространилось в Кобаре; появиться на улице без оружия и в одиночку было равносильно самоубийству. Закон на глазах терял своих слуг; среди низших сословий воцарились тупая апатия, изощренный разврат, культ уродливой силы.
Бедные кварталы, где положение усугублялось наступившим голодом и нищетой, превратились в клоаку, исторгавшую из подвалов зловонные миазмы. Предвестие смерти витало повсюду; девочки становились шлюхами; юнцы, едва научившиеся держать кинжал, собирались в банды; старики возжаждали запретных удовольствий; старухи превращались в жриц чудовищной любви.