Буркнул Таилосу, что вернусь через час и нажал камни на браслете.

И сразу задохнулся от ощущения резко хлынувшего в душу счастья. Такое бывало только в детстве, когда я учил заклинание левитации и шагал с балкона облитой солнцем башни в пропитанную фруктовыми ароматами сада пустоту.

Ароматы были и сейчас, маги всегда бесцеремонно пользовались изобилием энергии, чтобы в холода держать над своими садиками и домами удерживающие тепло купола. И могли бы завалить зимой королевство свежими плодами… если б ни хранили это в тайне. Чистопородные люди не должны были даже подозревать, что магам не нужны ни дрова, ни фрукты, которые они возами везли по осени на плато.

А кроме ароматов была магия, струившаяся сквозь меня живительным сплошным потоком, чистый, прохладный воздух, стекавший с заснеженных вершин синих гор, радующая глаз свежая зелень молодой травки и пышные шапки бело-розовых пионов.

И еще знакомые голоса родителей, не привыкших защищать свой сад от прослушки.

– Все равно… – упрямо говорила мать, и я отчетливо представил, как она сейчас сердито прищуривает свои синие, обрамленные стрелочками густых ресниц глаза, – это слишком трудное дело. Вы все с ума посходили с эффектом Эрангиуса, усложнили все до предела. Нужно было послать магистра… невозможно жить на пределе.

– Они не могли отказать в выборе, я сам следил, – мягко выдохнул отец, – и не думай, Лэйта, что все вокруг бессердечные.

– Хотелось бы верить, – тихо пробурчал я, отлично зная, что не останусь неуслышанным, – что один юный измученный маглор не имеет к этому разговору никакого отношения.

– А юного маглора не учили, что подслушивать чужие разговоры нельзя? – Голос отца мгновенно построжал, и я едко усмехнулся, что и требовалось доказать.

Ответил я не сразу, на меня обрушился персональный ураган в совершенно неприличной по понятиям королевских законодателей моды одежде. В свободных шелковых брюках длиной всего по колено и маленькой кофточке без рукавов.

Этот ураган одновременно смеялся и всхлипывал, теребил мне волосы и щупал ребра, бормоча, что мальчик похудел, целовал лоб и щеки и поливал их соленой влагой. А я стоял чуть пригнувшись, чтоб ей было удобно все это делать, и терпел, обнимая мать за плечи и гладя по шелковистым волосам. Убеждать ее успокоиться и не плакать бесполезно, проверено на практике.

– Ну, все, Лэйта, отпусти его, ну что ты в него вцепилась, как клушка в потерянного цыпленка?! – Отец, не имевший моего опыта, тщетно пытался отобрать меня у матери хоть на минуту раньше.

Наивный он все-таки, не знает волшебных слов. Правда, их бесполезно произносить в первые пять минут, потом срабатывают безотказно. Ну все… похоже, пора.

– А чем у вас таким вкусным пахнет? – погладив мать по плечу, скосил я глаза в сторону веранды, на которой они до этого сидели.

– Ох, святая пентаграмма, – сразу перестала она всхлипывать, – да ты голодный! Что ж они там не смотрят за тобой, твои оборотни!

Отвечать на это не требовалось, все равно мать уже увлекла меня за руку на веранду, втиснула в самое удобное кресло и задумчиво посмотрела в сторону кухни.

– Маглора много чему учили, – пусть отец не думает, что я увильнул от ответа на его замечание, – только не учили самому нужному.

– А вот это интересное обвинение, – прищурился он, садясь напротив, – чему именно?

– Дай сначала ребенку поесть, – укоризненно глянула на него мать, одним пальчиком управляя вереницей влетевших на веранду из кухни блюд, – потом займешься воспитанием.

– Поздно, – подвигая себе блюдо с пирожками, безапелляционно заявил я, – никакого воспитания я больше не воспринимаю.

– Как это так? – насмешливо поднял бровь отец. – Любого человека можно воспитать в любое время.

– Неверно, – спокойно прожевав пирожок, помотал я головой, – совершенно ошибочная точка зрения. Человека можно воспитывать, пока он сам этого жаждет. А как только он осознал свои желания, выбрал для себя цели и правила жизни, ему можно советовать, подбрасывать идеи или выдавать информацию. Ну, например, про то, что такое эффект Эрангиуса.

Мать тихо хихикнула, и я послал ей благодарный взгляд. Так приятно, когда кто-то гордится каждым твоим удачным шагом или словом.

– А разве ты не воспитываешь своих оборотней? – ехидно прищурился отец.

– И не думаю, – категорично отрезал я. – Я им просто говорю, что мне нравится, а что нет, а выводы они делают сами. И если они и меняют свои взгляды или поведение, то только после того, как сначала сами осознают, что это им подходит.

– Но ведь это и есть воспитание – показать на наглядном примере, как правильно поступать.

Отец явно зацепился за любимую тему, и я бы с удовольствием с ним поговорил, но… несделанные дела подгоняли лучше кнута.