Да, в 70-м позвали в знаменитый ЦСКА. Видимо, знавший меня Владимир Ильич Стрешний порекомендовал меня армейскому руководству, последовало от них предложение. Если честно, ехать туда не очень-то хотелось. В Смоленске все устраивало, да и с Любой ведь стал встречаться. Все-таки интерес – попробовать силы в высшей лиге – подтолкнул к переходу в ЦСКА.

Правда, там всего полгода побыл. В основе только однажды вышел – в Ереване, где и получил серьезную травму. Надорвал боковую связку колена. Нынче бы с этим относительно быстро справились. Тогда все закончилось гипсом. В главной армейской команде зародилась дружба с великими – Альбертом Шестерневым, Борисом Копейкиным, Валентином Афониным, Анатолием Масляевым, Юрием Истоминым. Жил в пансионате цээсковском на Песчаной улице. Между прочим, именно тогда фирменные бутсы «Адидас» подарил мне работавший в ту пору администратором ЦСКА Алимжан Тохтахунов. До сих пор вспоминаю это с теплотой, благодарностью…

На базе в Архангельском с огромным интересом наблюдал за тренировками «звезд» хоккея: Фирсова, Мишакова, Харламова, Рагулина, Полупанова, оценил уровень требовательности и строгости того же Анатолия Владимировича Тарасова. Видел занятия и восходящей в то время «звезды» Ирины Родниной под руководством легендарного Станислава Алексеевича Жука. А что оставалось? Травма не позволяла самому играть в футбол.

Самым, пожалуй, запоминающимся было общение с Альбертом Алексеевичем Шестерневым. Он мог прийти и запросто сказать: «Что один лежишь? Пойдем обедать». Чем обеды подчас характерны? Правильно, им сопутствует иногда прием легкой дозы алкоголя…

Видимо, я попал в ЦСКА не в самое подходящее для себя время. У знаменитого игрока и тренера Валентина Александровича Николаева уже была мощная, сыгранная команда, которая на всех парах мчалась к чемпионскому званию. Все отрегулировано, как в классном, надежном часовом механизме. Из новобранцев в этот состав вписался, пожалуй, только Саша Кузнецов. Тем более в середине сезона очень трудно пробиться в основу такого коллектива.

Самые яркие воспоминания как раз не от игры в ЦСКА, – потому что играть, по сути, не довелось, – а именно от общения с легендарными мастерами и замечательными людьми. Ни тени надменности, зазнайства, высокомерия у великих игроков. Такое не забывается, остается на всю жизнь. Кстати, тот единственный в составе армейцев матч в Ереване, столь печально оборвавшийся, не позволил мне в 78-м взять приз «лучшему дебютанту высшей лиги». Дотошные статистики обнаружили, что в 70-м я уже дебютировал за ЦСКА в классе сильнейших. Все равно горжусь той игрой в знаменитой команде.

Мне нравился Смоленск. Там жилье, учеба в институте. Кстати, почти год провел с так называемой «сухой грелкой», чтобы хоть как-то привести в порядок колено. А вылечил его мне простой смоленский ординатор, вот так-то. Вопрос очень серьезно стоял: либо буду играть, либо… Дело в том, что никогда не слыл уж очень сильным, накачанным спортсменом. И потому уверенности в том, что непременно заиграю после травмы, конечно, не излучал. Может быть, никогда и не покидал бы Смоленск, если не пертурбации с тренерами. Стали случайные люди приходить. Словом, в «Искре» меня многое перестало устраивать.

«Мама, я женюсь!» – сообщал в письме близкому человеку. Мамочка ответила: приезжай домой, поговорим, все обсудим. Вырвался на пару-тройку деньков в Кострому. Мудрые мои родители не возражали против женитьбы. Более того, отец с мамой, пока я находился с «Искрой» на сборах, подъехали в Смоленск, плановый ремонт сделали в моей однокомнатной квартирке. И к возвращению со сборов будущее семейное гнездышко оборудовали замечательно. Кстати, к некоторым маминым советам прислушивался вплоть до ее глубокой старости, она всегда подсказывала что-то дельное, человеческое, мудрое, доброе. Мои родители, как водится, познакомились с родителями Любы и приняли ее безоговорочно, очень им понравилась.

Люба, к слову, многим маму мою напоминает. Поступками, манерой поведения. И супруга не столько настаивает на чем-то, сколько советует. Правда, в отношении моих сестер та же мама держала себя немножко строже. Видимо, понимала, чувствовала, что девчонки все-таки несколько другой народ.

Между прочим, я весьма непритязателен в плане быта. Достаточно рано начал профессионально играть в футбол, учась еще в медицинском училище. Будучи юношей, мог не вернуться в Никольское, где жила семья. Не потому, что там плохо, напротив. Семья-то многодетная, условия действительно стесненные. Чтобы как-то разгрузить всех, оставался в общежитии. Приезжал домой в основном на выходные – пообщаться с родителями, сестрами. Словом, могу как в президентском номере разместиться, так и в неказистой комнатушке – проблем никаких. Потому обустраивать свою «однушку» в Смоленске, где намеревался жить с Любой, особо не рвался. Но родители сделали все за меня. До сих пор благодарю их за ту заботу.

В 71-м году свадьбу сыграли в ресторане «Смоленск». Любина мама, Нина Дмитриевна, как раз трудилась в этом ресторане, всем нам было по-семейному уютно, тепло. Отец моей жены – Иван Михайлович работал на фабрике начальником цеха. Смоленск стал поистине родным городом, опека Любиных родителей, живших недалеко от нас, – всеобъемлющей, полной. Поздравляли нас с бракосочетанием и друзья детства, юности, их уже, откровенно говоря, мало осталось, уходят люди.

Земляки-костромичи, безусловно, помнят меня, иногда приглашают в родной город с командой ветеранов столичного «Спартака». Руководители Костромы, области неизменно присутствуют на подобных встречах, отмечают мой вклад в победы «Спартака» костромского.

С особой теплотой вспоминаю нашу переписку еще до свадьбы. Томительные часы, дни, даже месяцы до заветных наших встреч казались тогда нескончаемыми. А какими сладостными были эти встречи! Но до них, повторюсь, надо было дожить. Ведь в силу моей профессии футболиста нам приходилось часто разлучаться. Матчи, разъезды, спортивные сборы отнимали, разумеется, кучу времени. И на общение с любимой девушкой оставались подчас какие-то крохи – минуты, часы, редкий случай – деньки.