Шрифт:
– Вы уверены, что убрали все черные и коричневые? Минимальная ошибка, малейшее несовершенство могли стать фатальными.
– Все черные, коричневые, а также бобы с пурпурными точками убирались вручную, – надменно процедил мудрец. – Оставшиеся были просеяны пятнадцать раз и тщательно осматривались. Я был полностью осведомлен об опасности!
– Достопочтенный господин, я не обвиняю вас, – с раскаянием ответил купец. – Но мне едва ли надо говорить, что какая-то ошибка все же была допущена, ведь несчастная невеста вашего правнука… ах… Возможно, вы использовали рисовую муку?
– Не будьте ослом, молодой человек, – разозлился мастер Ли. – Рисовая мука убила бы каждого гостя на пиру! Использовалась только чистейшая слегка подсоленная мука из пшеницы хуа. Она шесть часов и ни минутой меньше простояла на солнце.
– Под покрывалом, чтобы не попала пыль! Пыль может быть смертельной!
– Под покрывалом, чтобы не попала пыль. Потом муку и бобы замешали в тесто, положили его в сосуд, который, в свою очередь, накрыли глиняной миской и запечатали известью. Уж тем более мне не нужно упоминать, что использовалась только чистая речная вода, так как малейший след колодезной может быть смертельным.
– Я не понимаю, – прошептал торговец. – Все было сделано правильно, но… Подождите! В каком месяце это происходило?
– Ты буйный кретин? Приготовить тесто для дикобраза в любой месяц, кроме июня, значит совершить верное самоубийство! – вскрикнул мастер Ли.
Купец сильно побледнел. На него снизошла мысль, что, если ошибки не найдется, он никогда не сможет с полным сознанием безопасности наслаждаться одним из самых вкусных блюд на свете.
– Поразительно, – прошептал он. – Все сделано в соответствии с указаниями великого Ли Цзэнина, но блюдо все равно оказалось ядовитым. Мы должны найти ошибку! Многопочтенный господин, умоляю, опишите в точности, как ваш повар готовил дикобраза.
Тут до меня дошло, что я слишком заинтересовался тонкостями приготовления экзотических кушаний и не слишком примерно оплакиваю свою покойную невесту.
– Горе! – возрыдал я. – О горе! Горе! Горе мне! Ли Као погладил меня по плечу.
– Только подумать, такая трагедия случилась с единственным из моих правнуков, который и умом не обижен и морально не окончательно пал, – слезы навернулись на глаза старца. – Но вы правы, ошибку нужно отыскать. Мой повар начал с удаления глаз, желудка, внутренних органов и зародышей, если таковые имелись. Пока он резал мясо на куски, мой бедный правнук счищал с них сгустки крови своими собственными благородными руками. Потом повар сварил мясо в чистейшей речной воде…
– Не удалив кожу?
– Не удалив кожу. Затем он вынул мясо из горшка и положил его на разделочную доску…
– Деревянную разделочную доску?
– Милосердный Будда, я прекрасно осведомлен, что металлическая или керамическая доска может привести к фатальному исходу! – огрызнулся мастер Ли. – Мой повар выдернул каждую щетинку и иголку маленькими щипчиками, порезал мясо на маленькие кусочки – уверяю, они были квадратной формы – и обжарил их в свином жире. Тогда и только тогда он смешал их с бобовым тестом и прожарил все в кипящем масле. С бесконечной заботой удалил пыль из горшка, а когда решил, что мясо готово, окунул бумажный свиток в соус и поднес его к пламени свечи. Только когда тот легко загорелся, повар, вынул дикобраза из горшка и подал его гостям.
Ни малейшей ошибки. Ни единого изъяна. Чревоугоднический мир торговца рушился у него на глазах, он закрыл лицо руками, чем-то напомнив мне Яркую Звезду, когда та решила, что Танец Мечей обесчещен. Страсть толстяка была не столь благородной, но такой же искренней. Ли Као воспользовался возможностью поставить меня на ноги, я принялся рыдать ему в плечо, мудрец гладил меня по спине.
– Сколько людей умерло? – прошептал купец.
– Только моя невеста! – завыл я. – О горе! Горе! Горе!
– Только она из двухсот гостей, – обливаясь слезами, пояснил Ли Као. – Я сам выбирал дикобразов! Сам готовил бобовое тесто! Сам следил за приготовлением мяса! Мой возлюбленный правнук своими благородными руками счищал с ломтей сгустки крови! Именно он выбрал самый лучший кусок и подал его любимой! Я сам…
– Постойте! – заорал торговец и схватил меня за плечи. – Мой бедный, несчастный мальчик, – он сменил крик на шепот, – какую иглу ты использовал, когда чистил мясо?
Я был действительно тронут. Ли Као проделал всю работу, завлекая кита в сети, и теперь позволил мне загарпунить животное.
– Какую… Какого… Я не помню!
– Ты должен вспомнить! – заревел купец. – Ты использовал серебряную иглу, да или нет?
– Да, – задумчиво ответил я. – Теперь припоминаю. Игла из чистейшего серебра, правда, она упала на пол, и, когда дело дошло до последнего куска мяса, мне, естественно, пришлось взять другую.
– Серебряную? – спросил он, едва дыша.
Я позволил себе выдержать драматическую паузу, сморщив лоб в тяжких раздумьях, и, наконец, ответил:
– Золотую.
Настоятель всегда предупреждал меня не судить людей по обличью, и купец был классическим примером этой мудрости. Его свиноподобный внешний вид говорил о потакании своим желаниям во всем, но, тем не менее, он не обрадовался, когда его прожорливый мир был спасен. Слезы заструились по щекам толстяка, а живот затрясло от рыданий.