Вилли пожал плечами.

— Я иностранец. Я не знаю всех фамильных историй. Возможно, старик узнал об Алексе что-нибудь, что мог рассказать Серокольду.

— К чему бы это привело?

— Возможно, он отказал бы ему в деньгах. В отношении же того, чтобы научить танцевать мальчишек, они великолепно договариваются.

— Вы считаете, что все это из-за театральных постановок?

— Это так называют!

— Вы хотите сказать, что это из-за чего-то другого?

Вилли снова пожал плечами.

— Я ничего об этом не знаю.

Алекс Рестарик оказался разговорчивым. Он говорил, сильно жестикулируя.

— Я знаю, знаю! Я идеальный подозреваемый! Я приезжаю сюда один в машине, по аллее, пересекающей парк, и у меня вдруг возникает творческое видение. Я не могу требовать, чтобы вы это поняли. Это невозможно.

— Возможно, мне это удастся,— сухо сказал Кэрри.

Алекс продолжал:

— Иногда случается такое. Нельзя сказать ни «почему», ни «как»... Эффект, мысль... На следующей неделе я ставлю на сцене «Ночи Лименхузы». И вдруг вчера вечером мне представилась прекрасная декорация, освещение, о котором я мечтал! Свет фар, проходя через туман, отбрасывался и падал на строения. Все было здесь: полосы света, торопливые шаги, шум мотора, выстрелы...

Это также могло быть буксиром на Темзе.

Инспектор прервал его:

— Вы слышали выстрелы? Где?

Алекс сделал жест обеими руками, белыми и холеными.

— В тумане, инспектор! Это и было чудесным!

— А вам не пришла мысль, что происходит что-то серьезное?

— Серьезное? Почему?

—Разве выстрелы так часто бывают?

— Я знал, что вы не поймете. Выстрелы! Они как раз и вписывались в сцену, которую я создавал. Мне нужны были выстрелы... опасность, история с опиумом... Мне было наплевать на то, что происходило в действительности!

— Сколько выстрелов вы слышали?

— Не знаю! — воскликнул Алекс, которого раздражало, что его прерывают.— Два, три!.. Два очень близких, это я помню.

Инспектор Кэрри кивнул головой.

— А торопливые шаги, о которых вы говорили, с какой стороны они доносились?

— Я слышал их в тумане. Где-то со стороны дома.

— Это заставляет предположить, что убийца Христиана Гульдбрандсена пришел снаружи,— сказал Кэрри.

— Конечно. А что вас заставляет колебаться? Вы не думаете все-таки, что выстрелы слышались в доме?

— Вас интересуют яды, мистер Рестарик?

— Яды? Но, дорогой мой, Гульдбрандсена, конечно, не отравили перед тем, как его застрелить! Это бы слишком походило на полицейский роман!

— Его не отравили, но вы не ответили на вопрос.

— В яде есть что-то соблазнительное. Это не так глупо, как пуля, и изящнее, чем нож. У меня нет никаких специальных знаний о яде. Вы это хотели знать?

— У вас когда-нибудь был мышьяк?

— Откровенно говоря,— сказал Алекс,— я никогда не думал о мышьяке. Его получают, если не ошибаюсь, из наркотиков, которые убивают мух и сорняки.

— Вы часто приезжаете в Стонегат, мистер Рестарик?

— Когда как, инспектор. Иногда я не приезжаю сюда в течение многих недель. Но когда имею возможность, я провожу каникулы здесь. Я всегда считал Стонегат своим настоящим домом.

— А миссис Серокольд вас в этом поддерживала?

— Я никогда не смогу заплатить миссис Серокольд за все, чем я ей обязан. Симпатию, сочувствие, привязанность...

— И кругленькие суммы?

Алекс сказал с некоторым отвращением:

— Миссис Серокольд смотрит на меня, как на сына, и воспринимает мое искусство серьезно!

— Когда-нибудь она говорила с вами о своем завещании?

— Конечно! Но могу ли я спросить, инспектор, почему вы задаете мне эти вопросы? Нет оснований тревожиться за миссис Серокольд?

— Надеюсь, что нет,— серьезно сказал Кэрри.

— Что вы хотите сказать, черт возьми?!

— Если вам это неизвестно, тем лучше для вас, а... если вам известно, то вы предупреждены.

Когда Алекс вышел, Лайк повернулся к инспектору:

— Вот так вздор!

Кэрри отрицательно качнул головой:

— Трудно сказать. Возможно, у него настоящий талант. Может быть, он любит легкую жизнь и громкие слова. Неизвестно! Он слышал, как кто-то бежал, правда ли это? Держу пари, что он это выдумал!

— С определенной целью?

— С очень определенной. Мы не можем пока ее отгадать, но отгадаем.

— В конце концов, один из этих хорошеньких гусей мог убежать из заведения. В этой куче есть, конечно, один или два летуна, и значит...

— Нас хотят заставить поверить в это. Это очень удобно. Но знаете, я проглочу свою новую шляпу, если это так.