— Ваше письмо… — продолжал Анатолий. — Ваше письмо, посланное из Парижа, то самое, в котором вы молили государя развести вас со мной… Его величество решил дать ему ход и подписал вашу просьбу. Отныне вы свободны от меня.

«Отныне вы свободны от моих денег!» — похоронным звоном прозвучало в голове Матильды, и она рухнула в глубочайший обморок.

Очнувшись и поняв, что это не злая шутка, а правда, а главное, осознав, что с волей императора не поспоришь (ведь он был убежден, что действует ради Матильды!), она кое-как собралась с силами и принялась подсчитывать убытки и прибыли. Так моряк, потерпевший кораблекрушение, бродит по берегу пустынного острова, который ему предстоит обживать, и с особой пристальностью озирает каждую мелочь, выброшенную волнами на берег. Вот моток веревки, вот бревно, вот черпак, а вот мешок сухарей, которые размокли и превратились в соленую кашу, ее и в рот не взять… Матильда давно забыла, что значит — считать деньги, но теперь навыки, которыми она неплохо владела во время авантюрной и полунищенской жизни Жерома во Флоренции, как раз накануне того, как к ней посватался князь Сан-Донато, снова возвращались к ней.

Итоги «царской заботы» были таковы.

Николай объявил супругов разведенными. За Матильдой он признавал право жить в Париже. Демидову же было запрещено впредь появляться там. Кроме того, Анатолию предстояло пожизненно выплачивать Матильде ренту в сорок тысяч франков в год. Такая же сумма должна была выплачиваться и Жерому (последнее условие Антолий воспринял как мелкую месть со стороны государя и на всю жизнь затаил на него обиду, хотя Николаю, понятное дело, от его обиды было ни жарко ни холодно).

А вообще-то Демидов понимал, что довольно легко отделался. Он продал знаменитый склаваж за полцены и сделал первые выплаты бывшей жене и тестю. Это была его собственная мелкая месть — на сей раз императору, который хотел бы приобрести склаваж в качестве свадебного подарка для младшей дочери.

К лицу Матильды отныне навсегда прилипла гримаса скорби. Но глубоко ошибся бы тот, кто подумал бы, что она оплакивает свою разбитую судьбу! Она оплакивала утраченное демидовское состояние и втихомолку проклинала Жерома, который, по сути, стал причиной случившегося. Она уехала в Париж и зажила там жизнью одинокой состоятельной дамы. Ее особняк на рю Курсель и небольшой замок Сен-Гратиен всегда были полны народу, готового посудачить о новинках литературы, музыки и политики, особенно — о русских дикарях и в их безобразном поведении как на мировой арене, так и в частной жизни. А в тщательно причесанной и убранной небольшими бриллиантиками голове Матильды бродили мысли, что, не сглупи она в свое время и не напиши того злосчастного письма царю, эти бриллианты могли быть гораздо крупней!

Матильда бывала и при дворе — особенно когда президентом Французской республики был избран ее кузен Луи-Наполеон. Она прожила очень долгую жизнь, до 1904 года, но никогда не забывала своего баснословного прошлого и не уставала рассказывать о том времени, когда была владелицей самого огромного состояния России. Алчность ее нашла некоторое удовлетворение в тщеславии.

После того как Луи-Наполеон стал президентом Франции, Жером Бонапарт был назначен директором Дома Инвалидов, а в 1850 году — маршалом. Спустя два года он был провозглашен наследником французского престола с титулом французского принца крови и императорского высочества. В 1853 году самый веселый и жизнелюбивый из Бонапартов женился в третий раз — на маркизе Джустине Балделли. Он оставался престолонаследником до рождения в 1856 году у Наполеона III сына (принца империи Наполеона-Эжена).

Что касается Анатолия Демидова, то оставшаяся жизнь его прошла в постоянных путешествиях. Умер он в 1870 году… в Париже, куда его вынудила приехать разразившаяся Франко-прусская война. А впрочем, человека, который запретил ему пребывание в этом городе, уже все равно не было в живых!

Кончина этой дамы была столь ужасна, что невольно заставляет исполниться к ней самой горячей жалости… но лишь до той поры, пока не узнаешь, что, собственно, послужило причиной такой жестокости людей по отношению к ней. Да всего-навсего ее собственная жестокость! Она получила по заслугам. Но разве заслуженно пострадали те, кого мучила и убивала она? Нет, они не совершили никаких преступлений против нее. Жертвами ее они стали по одной причине — из-за непомерной, изумляющей алчности сей особы. Звали ее Мари-Мадлен де Бренвилье, и она стала во Франции притчей во языцех, именем почти нарицательным, олицетворением невероятной алчности и ошеломляющей бессердечности… а также удивительной красоты, которая сопутствовала ее ужасным качествам.

Есть такое растение — саррацения. Ему подобна и незамысловатая росянка. Они в самом деле похожи на цветы, но вместо лепестков у них — так называемые ловчие листья. Растения такого рода выглядят неодолимо приманчиво для глупеньких мошек, но стоит тем коснуться его листьев, как они захлопываются — и насекомое погибает, отравленное ядом, который она приняла за нектар. Да, это лишь обманка, яд прикинулся нектаром, лист-ловец прикинулся цветком… Точно так же Мари Бренвилье лишь прикидывалась нежной и милой женщиной с сострадательным сердцем. Но вместо сердца у нее был бездонный кошель, наполнить который было невозможно!

А между тем все началось именно с сердца — с сердечной привязанности, с любви. С самой пылкой и страстной любви, которая однажды вспыхнула в сердце Мари-Мадлен Бренвилье, обворожительной супруги маркиза де Бренвилье, полковника Нормандского полка. Люди, видевшие сию даму, описывают ее самыми восхищенными словами, словно некий нежный цветок: «В возрасте двадцати восьми лет маркиза Бренвилье была в расцвете красоты; при невысоком росте отличалась прекрасной фигурой; у нее было поразительно миловидное округлое лицо, а правильные черты казались тем правильней, что их никогда не искажали никакие внутренние волнения; при взгляде на нее казалось, что это лицо статуи, которое силой волшебства вот-вот обретет жизнь, и очень многим случалось принимать за отсвет безмятежности, присущей чистой душе, то холодное и жесткое безразличие, что является всего лишь маской, скрывающей уязвленность…»

Чем же была уязвлена обворожительная особа, жена преуспевающего человека, дочь состоятельного, высокопоставленного отца? Да ничем таким особенным. Просто хотела быть свободной и богатой, просто жаждала неограниченной власти над своими поступками и поступками других, а такую власть, как она полагала, дает лишь большое, нет — очень большое состояние. Однако глупенькие людишки никак не были способны понять ее устремления — отец и прочие родственники с детства твердили Мари, что страсти свои, алчность свою нужно усмирять, а в жизни надобно следовать не удовлетворению собственных потребностей, а скучным заповедям Божиим…