Она изо всех сил пыталась отвечать на затейливые ласки Сапеги, но перед глазами мелькало не его круглое лицо с пышными усами и желтыми глазами (в Сапеге было нечто кошачье), а другое, страстное, зеленоглазое… Лицо Заруцкого!

Потом Марина какое-то время лежала рядом со спящим, мрачно вглядываясь в темноту и мысленно сокрушаясь. Да… плохи дела, гораздо хуже, чем ей казалось. Мало того, что забеременела от казацкого атамана, так еще, кажется, влюбилась в него, если только его и видит, даже когда лежит в объятиях другого мужчины!

Нет, даже мыслей таких нельзя допускать в голову! Любовь, она для тех, у кого есть на нее время. У Марины же времени нет, значит… А вот беременность – от нее так просто не отмахнешься. Да и не стоит. Только надо поступить разумно, разумно… Надо убедить Дмитрия, что ребенок – его.

Той же ночью, покинув спящего Сапегу с куда большей легкостью, чем она недавно покидала спящего Заруцкого, Марина ушла в Калугу – верхом, уведя за собой три сотни донских казаков, готовых вновь послужить царю Дмитрию.

Слитный топот копыт разбудил Сапегу. Воевода выскочил из дому полуодетый, в наброшенной на плечи медвежьей дохе, завопил часовым:

– Не пропускайте их!

Громада всадников заклубилась перед стеной. Засверкали выхваченные из ножен сабли, однако Марина вырвалась из толпы и осадила коня перед Сапегою.

– Вели отворить! – выкрикнула она пронзительным голосом. – Не то я дам тебе бой! Твое войско сейчас спит – мое порубит вас всех в щепы, а тебя первого! Думал, царица теперь твоя будет? Никогда! Вели отворить!

Сапега умел признавать поражение и знал, что в военном деле ценится не только умение побеждать, но и умение достойно проигрывать.

– Открыть ворота! – злобно рявкнул он, но тотчас вздел на лицо улыбку и отсалютовал пролетевшей мимо него всаднице обнаженной саблей.

С каким удовольствием он обрушил бы свою саблю ей на шею!

Странная теперь у Марины была жизнь.

Помнится, было время, когда ей снилась крутая лестница. С величайшей осторожностью поднявшись высоко-высоко, она вдруг ощущала, что ступеньки колеблются под ногами. В следующее мгновение лестница складывалась, точно гармошка, и Марина повисала в воздухе, понимая, что сейчас грянется оземь. Само падение не снилось никогда – Марина успевала проснуться, задыхаясь от страха, в ледяном поту.

Вот в таком состоянии – еще не свершившегося падения – она находилась сейчас постоянно.

Дмитрий метался от Калуги в Коломенское, из Боровского в Угрешский монастырь, оттуда в Серпухов… Бой следовал за боем, удачи сменялись поражениями. Его всюду сопровождали донцы во главе с Заруцким, который однажды как ни в чем не бывало появился в Калуге с несколькими тысячами войска, – и Марина с Барбарой.

Беременность утомляла Марину необычайно, и чем дальше, тем становилось тяжелее. Даже появление Заруцкого не вывело ее из состояния того оцепенения, в каком она теперь пребывала. Иной раз до такой степени все ей становилось безразлично, что хотелось уснуть вечным сном, только бы не суетиться больше.

Так чуть не произошло в Угрешском монастыре. Тогда Дмитрий все еще хотел держаться поближе к Москве. Однако польский гетман Жолкевский, пленивший царя Василия Шуйского, пошел через Москву с намерением захватить «вора». Действовали поляки в такой тайне, что почти в обхват стали вокруг монастыря. Но это каким-то чудом стало известно касимовским татарам, которые никак не могли выбрать себе господина и служили то полякам, то Дмитрию. Вот и на сей раз так вышло, что сам Ураз-Махмет, касимовский царь, уже был у Жолкевского, а сын его продолжал держаться за Дмитрия. Более того, с ним у «вора» оставались его мать и жена. Жалея своих, Ураз-Махмет тайно послал к Дмитрию человека с предупреждением. Посланный прибыл в последнюю минуту, поэтому уходили из монастыря в страшных попыхах.

Никакого награбленного добра – а его свезли в монастырь немало! – забрать с собой не успели. Вдобавок никак не могли разбудить Марину. Она отмахивалась от попыток поднять ее с постели, словно не понимая, что подвергает всех смертельной опасности. Дмитрий был вне себя от ярости, кричал, что решил бросить ее – зачем она ему теперь, если Сигизмунд отнял у нее титул московской царицы! Барбара пыталась унести свою госпожу на руках, но не хватило сил.

Вмешался Заруцкий. Он оставил своих донцов дожидаться, вбежал в монастырь, завернул спящую Марину в одеяло и так, на руках с нею, пустился во главе своего отряда. Дмитрий и Барбара шли на рысях следом.

Словом, ускользнули из-под самого носа поляков. Те ни с чем воротились на Девичье поле, где стояли тогда.

А касимовский царь, словно раскаявшись, что его волею ненароком спасся Дмитрий, учудил вот какую штуку. Взял да и приехал в Калугу под тем предлогом, что хочет с сыном повидаться. Дмитрий за свое спасение оказал Ураз-Махмету всяческое уважение и даже устроил ради него псовую охоту. Вырвались вперед четверо охотников: сам Дмитрий, Ураз-Махмет и два «ближних боярина» царика: Михаил Бутурлин и Игнатий Михнев. Скрылись за лесом… как вдруг через некоторое время видят люди: летят обратно во весь опор Дмитрий да его «бояре» и криком кричат: