Хитрый обольститель начал издалека. Сначала в шутку, потом всерьез пускал он в ход и куртуазность польскую, незабытую, и «чародiйство» свое пресловутое, называя девушку то «Ваша Милость», то «разлюбезная Мотронько». Галантностью обхождения казаки тех времен – да только ли казаки и только ли тех времен? – не страдали, вот что нет, то нет. К тому же не какой-то там самый обычный козаче ухлестывал за «Мотронькой», а сам гетман! Первый после Бога на Украине! Умен, богат, опытен, выше всех положением… Не первая была «Мотронька» и не последняя, кто не устоял перед его регалиями.

Взаимные страстные мечты закончились тем, что Мазепа попросил у Кочубея руки его младшей дочери. Преодолев первое потрясение, Кочубей решил и отказать вежливо (ну куда это годно, такой брак благословлять?!), и в то же время сохранить дружбу с гетманом. Он тоже был не чужд образованности и припомнил сватовство Константина Багрянородного к святой Ольге, его крестной дочери Елене, мол: «не может восприемник жениться на обращенной», то есть отец – на дочери, хоть и крестной. Однако Мазепа был непрост. Уж он-то бы не заслал сватов, если бы не рассчитывал, что церковные власти снимут для него запрет (в особых случаях такие исключения делались для высокопоставленных персон). И он понял, что Кочубей ему просто не доверяет. Возможно, прознал о том, что подсылы от нового польского короля Станислава Лещинского становятся все чаще. Возможно, каким-то образом проведал, что иных подсылов Мазепа выдает Москве, а иных, например, некоего иезуита Зеленского, который все чаще хаживал к нему от Дольской, принимает в глубочайшей тайне. Кочубей был беззаветно предан России. Он не хотел быть связанным с человеком, который рано или поздно предаст – в этом он почти не сомневался. Кочубей отлично понимал: мщение Петра будет ужасным, и совершенно не хотел, чтобы мщение настигло и его семью. Довольно и того, что старшая дочь Анна была замужем за племянником Мазепы. На счастье, она уже овдовела, ее брачные узы сам Бог разрушил, а вот заключения новых может и человек не допустить.

Поддерживала Кочубея во всем и жена его, которая и сама-то была младше годами, чем гетман. Ну какой матери по сердцу будет отдать дочь за старика? Чахнет молодость близ старости, зачахнет и Матрена.

Итак, Кочубей отказал гетману, а Матрене запретил даже мыслить о нем. Однако сделать первое было проще, чем исполнить второе. Мазепа не отступал. Он отправлял своего слугу Демьяна к дому Кочубеев, и тот через пролом в ограде переговаривался с Матреной, условливался, когда она сможет принять гетмана. Затем Мазепа сам приходил на свидание. Все кончилось тем, что Матрена бежала к человеку, который отныне заслонил для нее весь мир.

Эта история всколыхнула Украину. Тайно и неявно Матрену осуждали все, но она была еще слишком юна, эгоистична и неразумна, чтобы понять, какие сокрушительные последствия может иметь ее бегство. Что и говорить, Пушкин облагородил не только имя ее, но и натуру…

Где там! Матрена, прообраз Марии, забыла обо всем. Она смирилась с позорной ролью наложницы старого гетмана.

Но если Мазепа полагал, что забудут и смирятся Кочубей и его жена, то он глубоко заблуждался. Иные убоялись бы позора, но Кочубеи вынесли свое горе на людской и Божий суд. С какой стороны ни глянь, выглядело все дурно: гетман Мазепа, старик, по сути дела, похитил девушку. Хоть и чувствовал себя гетман вполне самовластным владыкою, но понимал, что такого поступка ему не простят. Приобретет он себе много явных и тайных врагов, которые начнут его подсиживать – и подсидят, очень может статься, рано или поздно. Поразмыслив, он отослал Матрену в родительский дом и попытался представить дело так, словно никакого греха меж ними не было.

Итак, все, что свершилось, оставалось теперь лишь в ее памяти.

Перед Кочубеем Мазепа выставлял себя невинно оскорбленным:

«Пан Кочубей! Пишешь нам о каком-то своем сердечном горе, но следовало бы тебе жаловаться на свою гордую, велеречивую жену, которую, как вижу, не умеешь или не можешь сдерживать; она, а не кто другой, причина твоей печали… Если упоминаешь в своем пашквильном письме о каком-то блуде, то я не знаю, и не понимаю ничего, разве сам блудишь, когда жонки слушаешь, потому что в народе говорится: Gdzie ogon rzondzi – tam pewnie glowa blondzi. [14] Жена твоя, а не кто другой, причина твоей домашней печали. Святая Варвара убегала от своего отца, да и не в гетманский дом, а к пастухам в каменные расщелины».

Погибающей от тоски красавице Мазепа слал письма, которые должны были утихомирить родителей, объясняя, почему вернул ее домой: «Никого еще на свете я так не любил, как вас, и для меня было бы счастье и радость, если бы вы приехали и жили бы у меня, но я сообразил, какой конец из того может выйти, особенно при такой злобе и ехидстве ваших родных: пришло бы от церкви неблагословение, чтоб вместе не жить, и где бы я тогда вас дел. Мне вас было жаль, чтоб вы потом на меня не плакали, чтоб твои родители по всему свету разголосили, что я держу тебя наложницей. Другая причина та, что ни я, ни ваша милость не смогли бы удержаться, чтобы не жить как муж с женой».