Анна снова попыталась уговорить хозяйку дать ей простую одежду и найти «умного человека, который мог бы провести ее через лес и по окрестным дорогам», но из этого ничего не вышло.

Было перехвачено ее письмо к лейтенанту д’Ошар- муа, в котором она писала, что еще не знает, в какую дыру ее завезут. Даже ночью в ее спальне оставались два офицера, тогда как ее кровать была отгорожена ширмой.

Из Лейпцига Анну отправили в замок Носсен, где стерегли как особо опасную преступницу. От всего этого она начала сходить с ума. Некая госпожа фон Меленбург писала Флеммингу: «Бедная графиня Козель очень несчастна. Ее полумертвой привезли из Галле, у нее был удар и отнялась вся правая сторона. Она ничего не ест и не пьет, и надо бы над ней сжалиться. С ней постоянно находится священник, чтобы утешать ее. Она терпит страшную нужду. Увидев, что ее стережет целый отряд из 70 человек, она очень испугалась и спросила: „Что этим людям надо от меня, бедной женщины?“ Она так несчастна, что могла бы разжалобить и камень».

Ну, камень — может быть, но не человека, который ее некогда любил и который теперь был одержим желанием отнять у нее не только письмо, но и все состояние. Можно было подумать, Август не могущественный и богатейший король, а какой-то лавочник, который никак не может расчесться со служанкой!

Наконец Анна немного поправилась, и под усиленной стражей с несколькими офицерами, с максимальными предосторожностями ее отправили в крепость Штольпен.

Последняя остановка была в Блазевице, на постоялом дворе, где накрыли стол на пять блюд. Анна чувствовала себя совсем плохо. Наверное, ей стало бы еще хуже, если бы она знала, что это ее последний ужин на свободе, вне стен Штольпенского замка, который она покинет только после смерти, почти через пятьдесят лет…

Без суда и следствия она была приговорена к пожизненному заключению как жертва мести и страха короля, так как не подлежит сомнению, что Август Сильный боялся графини. Вернее, боялся того стыда, который она в нем вызывала. Он обещал ей жениться и гарантировал неприкосновенность ее имущества, однако обманул и бросил, как это было с его бывшими и будущими любовницами. Она считала себя единственной, а была всего лишь одной из многих. Когда иссякла его страсть, Август просто подыгрывал ей в ее амбициях, а на самом деле уже не видел различия между ней и какой-нибудь Шпигель или Дюваль. Однако все другие его любовницы заранее знали, что раньше или позднее король распрощается с ними. Графиня же была в плену своих иллюзий. Для Августа не существовало ни постоянства, ни настоящей любви, и для этой женщины, которая во всех отношениях была самой выдающейся из всех его многочисленных любовниц, он не нашел другого места, кроме мрачных стен горного замка. Необъятная жажда мести, переполнявшая его всякий раз, когда его пути и желания встречали какое-либо сопротивление, как никогда более ясно проявилась на этот раз.

Старое епископство Штольпен в те времена представляло собой хорошо укрепленный четырехбашенный замок. Поскольку Анна считалась теперь опасной государственной преступницей, в Штольпене был посажен целый гарнизон из сорока солдат с четырьмя унтер-офицерами и капитаном Лаутербахом во главе, а еще один капитан, Хайнекен, получил задание постоянно следить за пленницей. Основные пункты инструкции по содержанию графини составил лично Август. Невозможно поверить, что этих двоих некогда объединяла любовь… Инструкция была исключительно суровой. Согласно ей, графиня была полностью отрезана от внешнего мира. Она жила в доме, одна сторона которого выходила на замковую церковь, а другая — на так называемую башню Иоганна. Она приехала со свитой из пяти человек: камеристка, стряпуха, повар, накрывальщик и истопник — и занимала оба этажа дома. Кое-какое имущество — одежду, серебряную посуду и украшения — ей оставили.

Вскоре после прибытия Анна снова тяжело заболела. Приступы страшных головных болей порой заставляли ее терять сознание, а потом наступали долгие часы тягостного бреда. Когда сознание возвращалось к ней, она начинала жалобно плакать и причитать: «Чем же я так прогневала Бога, что попала в руки моих врагов?! Я не могу вернуть документ, которого у меня больше нет и который король сам мне отдал. Кто же мог знать: то, что он подарил мне от всего сердца, теперь стало предлогом, чтобы лишить меня чести, здоровья, рассудка и свободы».

Единственным развлечением Анны было писать письма, и она писала их во множестве, порою не отдавая себе отчета в своих словах, хотя знала, что вся ее почта перлюстрируется. Она горько жаловалась на судьбу, на мелкие пакости, чинимые стражей, и предупреждала свою мать, чтобы та никоим образом не противодействовала воле короля, что могло бы усилить и удлинить страдания дочери. Анна не могла поверить, что сама виновата в своем несчастье, «как будто дверь захлопнулась, и жизнь моя будет разбита, если мне не удастся раскрыть ее, однако мне не удается сосредоточиться на том, что необходимо сделать в первую очередь…».

А между тем в Дрездене не оставляли надежды найти злосчастный документ. Поступили сведения о д’Ошармуа и его любви к графине. Король Фридрих приказал ему выдать все имеющиеся бумаги. Но документа среди них не оказалось. Наконец удалось выяснить, что запечатанный пакет на имя баронессы фон Гойм может находиться в архиве Драге. Там-то и отыскали подписанный Августом 12 декабря 1705 года документ о пожизненных привилегиях графини! Король его немедленно уничтожил.

Многие вздохнули с облегчением. В том числе и графиня, которая писала, что теперь ее судьба полностью в руках людей, так как, «слава Богу, у них, кроме совести, есть еще чувство справедливости».

Можно было ожидать, что теперь, получив документ и уничтожив свидетельство своего вероломства, Август освободит Анну. Но нет, он еще не насытился своей местью.

Август хотел получить обратно как дома в Дрездене, так и Пильниц, что и было предложено Анне в обмен на определенную сумму. Графиня ожесточенно сражалась за свое и своих детей достояние. Тогда у нее было отнято денежное содержание. Она стала самой настоящей узницей… правда, ей позволили сохранить кое-какие книги и вещи. Среди книг были, например, сочинения Юлия Цезаря, историка Флора, Овидия, писателя Непоса на латинском языке, а еще много мемуарной литературы, труды по истории и политике. Среди рукописей встречается много написанных ею стихов на французском языке, которые, не представляя особой художественной ценности, указывают на несомненный ум и тонкий вкус.