Шрифт:
«Спокойно! Держать линию! Не бить заложников! Не бить, я сказал!» — ревел со сцены сорванным голосом Пашинский. В толпе, перекатываясь в разные стороны, двигался клубок человеческих тел. Что-то очень нехорошее, черное виднелось в самом его эпицентре. Окровавленный «беркутовец». Выпал из строя. Майданов-цы подхватили его и, как ни защищала заложника Самооборона, некоторые не смогли удержаться, чтобы не выместить на нем накопившуюся злобу.
Через минуту — второй. Брел сам, но было видно, что в полуобморочном состоянии, едва не падая. Затащили под сцену: там безопаснее.
Потом еще один — этого уже несли. Его захватили в отдаленной части Майдана, соответственно, ему больше досталось. Этого третьего, а за ним и четвертого защищал священник. Толпа свирепствовала. И ее можно было понять. Менее чем за два часа еще восемь трупов. Итого к началу третьего ночи — 22 погибших. А тут попался в руки враг!
Всего захваченных «беркутовцев» было четверо. Третий и четвертый — самые тяжелые. У одного вытек глаз, у второго — осколочное ранение руки. Им смастерили носилки из щитов и эвакуировали в Профсоюзы, где на пятом этаже находился лазарет. По разным данным, там было около тысячи раненых, в том числе лежачих.
Но у войны свои законы. Через двадцать минут первые два этажа здания запылали. Через сорок — «Альфа» начала штурмовать шестой этаж. Буквально свалилась с крыши. С крыши палили по площади. Боевыми. Как раз выступал Турчинов. Разорвавшаяся граната поцарапала ему лицо. Прямо на сцене. Под Профсоюзами натянули тент — люди прыгали из окон. Плазменный экран на башне здания погас. Там, на самой «верхотуре», оказались заблокированными несколько ребят, отвечавших за трансляцию «Эспрессо-ТВ». Лестницы спасателей до них просто не дотягивались. Пришлось прыгать.
Тяжелое уханье взрывов и вспышки петард. Казалось, сейчас обрушаться небеса.
Кличко вернулся после переговоров с Януковичем.
Растерян:
— Понимаете, он хочет, чтобы мы просто разошлись по домам!
С тушением Профсоюзов возникли большие трудности. Пожарная станция находится совсем близко — между Михайловской и Софиевской, но пожарники ехать боялись.
Говорит Владимир Макеенко, который тогда находился в Голосеевской райгосадминистрации. На случай, если ее вдруг «штурманут», готовился перебраться в библиотеку им. Вернадского.
«Мне позвонили, рассказали о пожаре в Доме профсоюзов. Никто из дежуривших пожарников ехать не хотел. В то время это было очень небезопасно. Тогда я вызвал своего помощника — он Афган прошел, Крым и Рим — и говорю: «Собери бригаду. Каждому дам по тысяче долларов».
Из своего кармана?
Разумеется, из чьего же еще?! Говорю: по тысяче, и пусть едут работают. Он собрал бригаду и приехал к Профсоюзам вместе с ними — докладывали мне оттуда».
В итоге пожарные смогли подъехать только со стороны Михайловской — через баррикаду. На Крещатик со стороны Европейской — где была острая необходимость — их не пускали силовики.
Говорит Александр Турчинов:
«Для нас было очевидно, что они попытаются захватить Профсоюзы. Поэтому мы еще с вечера начали готовить штаб к эвакуации. Выносили документы, хотя их там было не много, какие-то вещи, средства защиты. Эвакуировались медики, ведь там размещался госпиталь. Выносили раненых и убитых.
И вот в какой-то момент — я как раз находился под сценой — сообщают, что загорелось здание. Причем в нескольких местах одновременно. Из чего можно сделать вывод о поджоге.
Перед этим «Беркут» пытался атаковать с Европейской и, в частности, штурмовать Дом профсоюзов. В той части здания, что фасадом выходила на Крещатик, на первом этаже размещались склады медикаментов и зимних вещей. При этом спроектирована эта часть была таким образом, что второй этаж выдавался вперед над первым. Поэтому, как только туда попала граната, все моментально воспламенилось, а тушить пожар было очень тяжело и, главное, нечем.
Я взял с собой несколько бойцов, и мы побежали в штаб. Он как раз размещался на втором этаже, над этими складами. Из окна можно было сбросить пожарный рукав, поймать его снизу и потушить огонь. Иначе никак.
На тот момент по всему Майдану гремели взрывы, всполохи, дым валил столбом, никто уже на это особо не обращал внимания. Несколько наших депутатов — уставшие, черные от копоти — сидели в штабной комнате, перекусывая всухомятку бутербродами. Чтобы дым не мешал, подперли боковую дверь стулом. Они-то думали, что дым с улицы. Я забежал: «Мужики, — говорю, — вы что, ополоумели! У нас дом горит!». Отодвинул этот стул, и в комнату буквально ворвалась волна черного смрада. Я дал команду полностью эвакуироваться. Обязал ребят обойти все этажи — проверить, чтобы никого не осталось. К этому моменту всех раненых и убитых уже вынесли из здания.