Со времени совершения преступления самого Баркова никто в отделе, кроме Ратанова, не видал и не знал, где он находится, от него время от времени только доходили телефонные звонки, то обнадеживающие, то полные разочарования.

— Я не верю в счастливую случайность, — внушал ему по телефону Ратанов, — и ты тоже не верь. Нас выручит только кропотливый, методичный труд…

Но примерно в одиннадцать дня Барков снова позвонил и предупредил, что сейчас приедет с очень важным для дела свидетелем.

Вскоре он действительно появился в отделе с высоким молодым человеком в гражданском костюме и пыльных, давно не видевших щетки сапогах. Обычно насмешливый и бесцеремонный, Барков на этот раз шел позади своего молодого спутника, заботливо, хотя и несколько угрюмо, открывая перед ним двери и пропуская впереди себя.

После того как они прошли в кабинет Ратанова, никто из остававшихся в здании работников розыска не мог спокойно заниматься своими делами. То один, то другой из них, прислушиваясь, выходил в коридор, а проходя в дежурную часть, замедлял шаги перед кабинетом Ратанова. Каждую минуту можно было ждать начала активных наступательных действий.

Прибывший с Барковым оказался конюхом ипподрома. Ночью, возвращаясь на работу «с обеда», он видел двоих ребят, направлявшихся, как и он, в конец проспекта. Сначала он не обратил на них внимания и даже хотел обогнать, но потом очень заинтересовался, услышав, что они говорят о каких-то весьма непрочных замках, снять которые не представляет никакой трудности. Не зная, имеет ли отношение их разговор к замкам на ипподроме, он прислушался, однако речь шла о какой-то палатке. Вскоре ребята зашли в средний подъезд дома № 126 по проспекту, а он пошел дальше: их, конюхов, тоже, бывает, проверяет в ночное время начальство…

— Два высоких парня, — присовокупил он напоследок, — верзилы, повыше меня…

— В какое время это было? — спросил Ратанов.

— Думаю, что было половина второго.

— Никого другого вы в это время не видели?

Работник ипподрома взял из массивного металлического портсигара папиросу и несколько секунд неторопливо ее приминал.

— По-моему, еще шли люди… Да, еще женщина встретилась. Вернее, она стояла у другого подъезда этого же дома. Молодая, в длинном темном халате…

Через несколько минут Барков выехал в ЖЭК, а оперуполномоченная Нина Рогова, неразговорчивая, замкнутая, совсем не похожая на ту смешливую круглолицую девушку, которую называли в отделении Луной, — к дому на проспекте.

— Есть там двое таких, — сказала Баркову энергичная полная женщина с несколько обрюзгшим мясистым лицом, техник-смотритель, — работают они оба на фабрике. Чем еще занимаются, не знаю, но по ночам шляются. Это точно. Гавриков из триста девяносто шестой квартиры и Сергунов. Высокие оба, выше вас на голову. Оба неженатые. Готовятся осенью идти в армию.

Барков позвонил из ЖЭКа Ратанову, потом вместе с техником-смотрителем прошел в квартиры, интересуясь результатами прошедшего осенью ремонта дома, и получил вскоре самую точную информацию о недостатках в работе ремонтно-строительного треста и образе жизни Гаврикова и Сергунова.

Сергунов был на несколько месяцев старше Гаврикова, убегал в шестом классе из дому; родителей его часто вызывали в школу. Гавриков дружил с девушкой из шестого подъезда. Увлекался радиоприемниками. В этом году оба закончили девятый класс в школе рабочей молодежи, каждый день ходили На танцы в парк. Возвращались поздно.

— Чушь какая-то, — сказал Барков на улице, ни к кому не обращаясь.

Гаврикова допрашивал Карамышев, а Сергунова взял к себе в кабинет Ратанов. И сразу же каждый из них сказал, что накануне не видел другого.

Ратанов знал эту мальчишескую манеру — не впутывать во всякого рода неприятности своих лучших друзей, чего бы это ни стоило.

Сергунов оказался парнем с фантазией — он поведал Ратанову длинную, довольно правдоподобную историю о том, как накануне вечером в парке познакомился с девушкой, которую звали Стелла. Они как-то быстро нашли общий язык, и Стелла рассказала ему, что была замужем и у нее есть маленькая дочка. Муж Стеллы бросил ее с ребенком в этом городе, где у нее нет ни родных, ни знакомых. Он, Сергунов, долго гулял со Стеллой по набережной и говорил о том, что не надо отчаиваться, что вокруг много хороших людей и они ей помогут. Потом он проводил ее до Дачного поселка, но она не показала ему свой дом, а только сказала, что в следующую субботу они снова встретятся на набережной. Ратанов может увидеть ее, если она придет. Приметы такие: блондинка с голубыми глазами, на левой щеке родинка, губы накрашены…

— Вот и все, — сказал Сергунов удовлетворенно, как человек, выполнивший свой гражданский долг перед органами по охране общественного порядка.

Ратанов продолжал молча о чем-то думать, казалось, он уже не слышал окончания этой трогательной истории со Стеллой.

— Ты объясни мне вот что. — Глаза его стали строгими. — Зачем вы подходили к промтоварной палатке в Смежном переулке?

Сергунов покраснел, помялся, попросил закурить.

Как ни устал Ратанов, как ни тяжело было у него на сердце, он не мог не улыбнуться, видя, что Сергунов курить не умеет, а просто читал или слыхал, что на допросах перед откровенным рассказом принято курить.