Старушка улыбнулась.

— Когда вы будете в моем возрасте и соседи будут вашим единственным обществом, поймете, почему я уверена. Мы ведь с мужем никуда не ходим… Иван Данилович с тех пор, как приехал, все время днем находится дома, а без пятнадцати шесть идет встречать жену.

Это «Иван Данилович» в отношении Ряхина, известного в угрозыске под многими кличками, но никак не по имени-отчеству, странно резало слух.

— У вас с этой датой ничего не связано? — зашел Налегин с другого конца. — Вам когда пенсию приносят?

— Двадцать шестого февраля? — старушка задумалась, подняв брови над проволочной дужкой очков, потом подошла к мужу и, наклонившись, громко крикнула в самое ухо: — Леонидик, давай посмотрим в твой реестр, мы Машеньку Комиссарову не двадцать ли шестого поздравляли с днем рождения?

Она достала откуда-то из-под старичка толстую тетрадь в дерматиновой обложке, водрузила на нос мужа свои очки и стала переворачивать страницы перед его глазами. Она могла бы, без сомнения, посмотреть сама, но, видимо, по установленному в их маленькой семье порядку «реестром» ведал только он, глава семьи.

Налегин ждал, оглядывая комнату: подшивка журналов «Здоровье», старомодная соломенная шляпка с украшениями на проволочках, горка промытых и просушенных станиолевых крышечек от молока и кефира. На гвоздике у двери было наколото несколько бумажек, исписанных аккуратным почерком, настолько мелким, что Налегин не мог разобрать ни слова.

Наконец старик нашел нужную запись и безучастно прошептал:

— Двадцать седьмого у Машеньки был день рождения, телеграмму мы давали накануне.

— Ну вот! — обрадовалась старушка, сворачивая тетрадь. — Совершенно верно. Я ходила давать телеграмму в Томск и оставляла мужа на присмотр Ивана Даниловича… Сами понимаете, такой у нас возраст.

— Сколько же вам лет?

— Догадайтесь.

Он задумчиво дернул себя за мочку уха.

— Вам шестьдесят пять, мужу, наверное, столько же…

— Вот и не угадали! — обрадовалась старушка и подошла к кровати. — Слышишь, Леонидик, товарищ уполномоченный говорит, что мне шестьдесят пять лет.

Леонидик слегка подморгнул Налегину голубым глазом.

— Мне, молодой человек, семьдесят четыре года, а моему мужу восемьдесят пять.

…Уходя, Налегин все же прочитал надписи на бумагах, висевших у двери: «11 марта. Простокваша без пос., 2 бутылки 32 коп., булочка городская 7 коп., сырки 30 коп.»

Да, на показания этих людей можно положиться!

…Но все же по дороге он зашел на почту и отыскал квитанцию.

Все было верно: в 11 часов 23 минуты 26 февраля жена бывшего специалиста пищевой промышленности отправила телеграмму из двадцати двух слов в город Томск, подруге детства Комиссаровой М. Я.

Версия о Ряхине была близка сердцу Данилова: она позволяла надеяться на быстрое раскрытие преступления. Поэтому, выслушав сообщение Налегина, Данилов послал к супругам-пенсионерам более прыткого и везучего Шубина, чтобы тот еще более глубоко и настойчиво потолковал со старичками, которых мог попросту запугать сосед-уголовник…

Гаршин же, ни минуты не мешкая, снял всех оперативников с проверки этой версии и тут же безжалостно снова разбросал по городу с иными, более сложными заданиями.

Весь этот день Данилов и Гаршин не виделись и не разговаривали друг с другом. Наконец уже вечером Данилов, усталый, но не сердитый, не нервный, как в последние дни, а словно бы внутренне успокоившийся, пришел к своему заместителю.

— Да, Николаич, Добров Ряхина не признал, а Шубин подтвердил сообщение Налегина… Так-то… Но ведь ничего в том нет, а? Не слишком ли мы все драматизировали? Сами на себя нагнали страху! А?

Не раскрыты две квартирные кражи в Остромске. Почему мы решили, что они обязательно связаны с убийством в Усть-Покровске? Конечно, плохо, что кражи не раскрыты. Но ведь и раньше какие-то кражи мы не раскрывали, или раскрывали не сразу… Почему мы решили, что наш вор — убийца?

— Не надо успокаиваться, — покачал головой Гаршин. — Думаю, все обстоит так, как показалось нам с первого раза.

— Это интуиция тебе говорит?

— Интуицию можно рассматривать как анонимное сообщение. Оно может быть и правильным… Обстоятельства кражи у Шатько еще до получения сигнала из Усть-Покровска предупредили, что мы имеем дело с убийцей.

— Хм… Но с прошлого года у нас остались три нераскрытые кражи. Если бы мы стали тогда поднимать вокруг них такой же шум, как в этот раз, мы бы наверняка нашли аналогичные преступления и в том же Усть-Покровске и где-нибудь в Могилеве. А может, и на Сахалине.

— Может быть… Но мы должны удвоить усилия, а не расслабляться. Первое — это поиски наводчика, второе — самого преступника. Я не могу отделаться от мысли, что это кто-то из скрывающихся от следствия, прожженный, опытный…

— Я видел: ты истребовал из архива дело Кокурина. Кому думаешь его поручить?