А полчаса спустя боевая задача была доведена до всего личного состава. Это сделали командиры подразделений.

Времени до выхода в море оставалось мало. Но комиссар успел все же собрать агитаторов, рассказал им об особенностях похода, определил тематику бесед, обеспечил кубрики свежими газетами. Беседы накоротке проводились почти с каждым коммунистом и комсомольцем.

У входа в дизельный отсек замечаю группу краснофлотцев. В центре - молодой коммунист Агафонов, секретарь комсомольского бюро корабля. Он не только объясняет задачу, поставленную в целом перед экипажем, но и говорит, каких усилий, какой четкости и бдительности потребует эта задача от каждого комсомольца. Сам он по специальности моторист, потому и беседа получается предметной, деловой. Включаюсь и я в разговор. Мотористы заверяют: «Боевое задание выполним: Одесса получит подкрепление!»

Базу оставляем днем 24 августа с таким расчетом, чтобы наиболее опасный район (от Тендровской косы до Одессы) пройти в темное время суток. Идем строем кильватера. Головным следует эсминец, за ним - теплоходы, а «Щит» замыкает колонну. Стараемся прижаться ближе к берегу. Около него меньшая вероятность встречи с подводными лодками противника. Да и аэродром неподалеку - в случае налета вражеских самолетов наши летчики-истребители помогут, выручат.

Рядом со мной, в выносном штурманском посту, - [25] штурман лейтенант О. А. Чуйко. В боевых походах Олег Александрович не пользуется штурманской рубкой, расположенной под мостиком.

–  В выносном надежнее, - говорит он.

Выносной пост находится на правом крыле ходового мостика, в крохотном, фанерном помещении, предназначавшемся для имущества сигнальщиков. Здесь нелегко, особенно при качке, вести прокладку, делать записи в навигационном журнале, но зато во время налетов вражеских самолетов штурману легче ориентироваться при изменении скорости и курса корабля, быстрее можно брать пеленги и наносить их на карту.

С мостика привычно оглядываю тральщик. Ловлю себя на мысли, что он становится универсальным кораблем. Отныне помимо траления, постановки мин и несения боевых дозоров «Щит» будет использоваться и в качестве конвойного корабля. Хорошо, что в первые же дни войны его удалось несколько усилить зенитными орудиями и пулеметами. Теперь мы можем вести противоборство с вражескими самолетами. И все же зенитных и противолодочных средств у нас маловато.

Меня не покидает внутреннее беспокойство. Ведь на войне всякое бывает. Так или иначе - встречи с противником неминуемы. Гитлеровцы уже ведут непрерывную разведку и наблюдение за нашими коммуникациями.

Погода стоит типично летняя. Дует слабый ветерок, море тронуто небольшой зыбью, идущей от турецких берегов. Сопровождаемые нами теплоходы ее почти не чувствуют, а тральщик качает изрядно. Но экипаж привык к любой качке, моряки спокойно работают на своих постах.

На траверзе мыса Лукулл встречаемся с подводной лодкой «М-34», находящейся в надводном положении. «Малютка» проходит совсем близко, и я разглядываю в бинокль выражение лица ее командира капитан-лейтенанта [26] Николая Ивановича Голованова. Мы с ним вместе учились. Наши семьи крепко дружили. И я не думал, что вижу Николая в последний раз. Через несколько дней его лодка уйдет на боевое задание к румынским берегам и погибнет на вражеской мине.

На подходе к Тарханкуту на «Абхазии» взвился на рее тревожный сигнал: «Вышел из строя один из главных двигателей, скорость имею шесть узлов».

Дело плохо. Таким ходом до Одессы будем ползти более суток. Тут уж наверняка не избежать воздействия авиации противника. Годлевский принимает решение: эсминцу с теплоходом «Крым» идти прежней скоростью, а «Щиту» следовать с «Абхазией». Полагаю, что выход найден правильный. Нет никакого смысла всему конвою подвергаться дополнительной опасности.

Вот уже скоро час, как мы идем малым ходом. Эсминец и «Крым» уже растаяли за голубой линией горизонта. Справа медленно плывут низкие берега западной части Крыма. Шесть узлов - это около одиннадцати километров в час. Положение наше скверное. Нервы у всех напряжены, но никто не показывает виду. Корабль в любой миг готов вступить в схватку с врагом.

Вот на «Абхазии» поднят новый сигнал: «Машину исправили, увеличиваем ход». Замечаю, что люди на корабле сразу повеселели.

От мыса Тарханкут ложимся на новый курс. Вскоре за кормой скрывается берег. Только белая башня маяка еще виднеется над горизонтом. Но и она постепенно исчезает в голубом мареве.

–  Левый борт, курсовой сто градусов, группа самолетов!
– резко звучит голос сигнальщика старшины 2-й статьи Петра Кривенко.

Вскидываю бинокль - шесть «юнкерсов» идут на «Абхазию». Приказываю поднять на мачте сигнал «Самолеты противника в воздухе» и поворачиваю тральщик курсом [27] на них. На теплоходе заметили наш сигнал, и расчеты трех зенитных орудий и трех пулеметов тоже изготовились к бою.

«Юнкерсы» уже близко, отдаю команду открыть огонь. Лейтенант Бережной дублирует ее расчетам зенитных средств.

До сих пор нашим комендорам приходилось стрелять главным образом по высоколетящим целям в районе Севастополя. Там гитлеровские летчики предпочитали летать вне досягаемости малокалиберных орудий. Сегодня же все обстоит по-иному: самолеты идут сравнительно низко, полагаясь, видимо, на слабость зенитной обороны конвоя.

Лейтенанту Бережному трудновато управлять огнем: артиллерия-то трех калибров - 100, 45 и 37 мм. Кроме того, у нас есть и крупнокалиберные пулеметы. Такая разношерстность зенитных средств не позволяет добиться высокой эффективности огня. Да и средств этих у нас не так много. Поэтому в нашем положении лучшим способом отражения вражеской атаки служит заградительный огонь. Пока самолеты идут низко, стомиллиметровка тоже может стрелять по ним.