Еще три дня ожесточенных воздушных боев и вот он, освобожденный Симферополь, город юности Амет-хана, откуда он начал свой путь в небо. Не удержался молодой капитан, поехал на свой аэроклубовский аэродром. Широкое летное поле на окраине города было неприглядным кладбищем немецкой авиационной техники. Это тоже была работа наших штурмовиков и бомбардировщиков. Обломки «мессеров», обгоревшие ос-танки «юнкерсов» и «фоккеров» вызывали, конечно, удовлетворение, но уж очень неуместны они были на его родном - первом аэродроме…

Чудом сохранилось целым серое здание, где до войны располагались учебные классы Симферопольского аэроклуба. Амет-ха прошел по пустынным гулким коридорам, заглянул в знакомые комнаты, забитые разбитой радиоаппаратурой. Похоже, в аэроклубе располагалась немецкая радиостанция.

А вот и кабинет его первого инструктора Петра Мефодьевича Большакова. Длинный, за всю комнату стол, высокий, узкий шкаф з углу. Именно в этом шкафу висела под замком заветная летная кожаная куртка, которую инструктор выдавал каждому курсанту только перед полетом. Амет-хану показалось, что прошла целая вечность с того дня, когда он выпрашивал у Петра Мефодьевича куртку, чтобы покрасоваться в ней перед родичами - дагестанскими канатоходцами. А было это всего шесть лет назад…

Подавленный, вернулся Амет-хан Султан после экскурсии по местам своей юности. В эскадрилье его ждал комиссар полка. Николай Верховец по-прежнему использовал каждую паузу между боями, чтобы встретиться с летчиками, почувствовать их настроение, поделиться новостями с фронтов.

–  Что-то, Амет, настроение у тебя какое-то смурное, - проговорил комиссар полка, который хорошо изучил характер комэска-3.
– Радоваться надо! Скоро, считай, дома будешь!

–  Так-то оно так, товарищ комиссар полка, - грустно улыбнулся Амет-хан.
– Ходил вот на свой аэроклубовский аэродром, вспомнил курсантские годы…

Амет- хан нервно закурил папиросу. Помолчал и комиссар полка. Пусть капитан успокоится. Трудно таким, как он, молодым, спокойно вспоминать безмятежное предвоенное время. В тех же аэроклубах юным курсантам постоянно твердили, что «если завтра война, если завтра поход», то никакой враг не устоит перед могуществом Красной Армии. И они свято верили этим словам, были убеждены, что так и будет. Чем объяснить, как примириться с тем, что испытали с первых дней войны эти аэроклубовские курсанты?…

–  Ладно, Амет, повспоминал - и хватит, - нарушил молчание Николай Верховец, кладя на стол пачку газет.
– Здесь последние номера армейской газеты, почитай раздай своим летчикам. Есть кое-что интересное и для нас.

Амет- хан стал просматривать верхние газеты. Вот вчерашний номер армейской газеты «Сталинское знамя» от 12 апреля 1944. На первой полосе броский заголовок каз Верховного Главнокомандующего генералу армии Ф.И. Толбухину, командующему 4-м Украинским фронтом.

… В боях за освобождение Крыма, в числе других воинских соединений… отличились летчики авиации генерала Хрюкина».

Амет- хан опустил длинный список взятых войсками фронта городов и поселков и с радостью прочел:

«Сегодня, 11 апреля, в 21 час, в столице вашей Родины - Москве, от имени Родины произвести салют в честь войск 4-го Украинского фронта 20 артиллерийскими залпами из 224 артиллерийских орудий».

«3начит, салют в Москве был и в нашу честь, - удовлетворенно подумал Амет-хан, складывая газету.
– Надо сегодня после ужина прочитать приказ всем летчикам эскадрильи».

Амет- хан понимал, что комиссар полка не зря принес эту газету. Впереди еще были бои за освобождение южного побережья Крыма и хорошее настроение истребителей всегда подмога в схватке с фашистскими летчиками…

Уже на следующий день предположение Амет-хана оправдалось. После Сталинграда он не помнил таких ожесточенных воздушных боев, какие развернулись над Севастополем. Этот город, последнюю свою опору в Крыму, гитлеровцы защищали, не считаясь ни с какими потерями. Здесь молодой командир эскадрильи выдержал еще один труднейший экзамен на мастерство летчика-истребителя…

Воздушный бой шел над Северной бухтой Севастополя. Противник Амет-хана на истребителе «Фокке-Вульф-190» оказался опытным летчиком. Он искусно избегал прицельного огня, умело маневрировал. Амет-хан понял, что фашист решил измотать его, заставить нервничать, допустить ошибку. И тогда он решил «подыграть» вражескому летчику. Он совершил маневр, будто выполнял желаемое противником. И когда торжествующий фашист пошел на сближение, уверенный, что теперь уже советский самолет никуда от него не денется, Амет-хан неожиданно с переворотом пропустил над собой «фоккер» и выпустил вслед ему длинную очередь. Горящая вражеская машина врезалась в берег бухты Северной.

Теперь Амет-хан имел полное право пролететь над Алупкой. Еще несколько минут назад спокойный в бою, он с трудом сдержал волнение, когда увидел знакомые улицы, скалистые вершины Ай-Петри. Амет-хан уменьшил скорость, развернулся над склоном горы, где белел заветный домик…

–  Не удержался, Паша, - виновато сознался он потом Головачеву на аэродроме.
– Хотелось убедиться хотя бы в том, что цел дом родителей. Может, уже на днях сумею их навестить, если, конечно, живы. Однако этого Амет-хану пришлось ждать дольше, чем он думал. Бои за освобождение Севастополя продолжались. Во время полета на другой день Амет-хан заметил западнее Балаклавы группу «Фокке-Вульф-190», пытавшихся бомбежкой остановить наступавшие советские пехотные части.