Брать надо пастуха!

Сидя в избе в ожидании старосты, Алексей с силой хлопнул ладонью по столу. Брать!

Только вот, когда… и как? Может, поначалу самому последить – кто поручил, с кем встречается? Времени то теперь полно, чего уж…

Ладно, покумекаем, там видно будет.

– Давно ждешь? – войдя, староста Епифан бросил мокрый кафтанец к печке.

– От робят пришел только что. А ты что такой смурной?

– Какой? – староста и впрямь выглядел озабоченным.

– Ну вроде сам не свой… сидишь, зенками хлопаешь.

– Будешь тут хлопать! – Епифан вроде озлился, но явно не на гостя… теперь уж, пожалуй, даже и не гостя – жильца. – Дьяк седни приезжал, с людишками.

– Дьяк?! – тут удивился и Алексей. – И чего ему надобно? Ты ж сказал, недоимки уплачены.

– Да, слава богу, не с недоимками. Ведьму у нас нашел! Вот и увез.

– Ведьму?! – протопроедр удивился еще больше. – Это у вас, в вашем-то глухом захолустье – ведьма? Интересно, кто ж такая?

– А Миколаиха, вдовица… ну, у которой недавно отрок утоп…

…в болотине.

Утоп, утоп, лишь младший братец остался, Сермяшка, подозрительный такой пастушонок, весьма, весьма подозрительный…

– На нее, Миколаиху-то, дьячок наш давно жалился, – самолично разливая брагу из большой глиняной крынки, пояснил староста. – Про то, что она ведьма. К игумну ходил. Выпьешь?

Епифан пододвинул кружку.

Алексей кивнул:

– Не откажусь.

– И еще многие на нее жалились, на вдовицу-то, – одним махом опростав нехилую кружицу, староста неожиданно подмигнул. – А я вот ведаю – почему.

– Что – почему? – недопонял протопроедр, честно говоря, слушавший приятеля вполуха.

– Почему жалились на вдовицу-то, – Епифан скабрезно ухмыльнулся. – Красивая баба, не стара еще… вот многие к ней и подкатывали, а она – честная! Мужа, говорит, покойного своего любила, а остальные пошли все к черту, вот оно как!

– Да-а, бывает же, – гость недоверчиво покачал головой – что-то не встречал он за всю свою жизнь таких женщин. Может, потому что жил не там?

– Так вот, она их всех посылала, а они, вишь – жалиться! – махнув рукой вошедшей в избу жене – мечи, мол, на стол все, что есть, – староста снова разлил бражку и продолжил, правда, понизив голос, – видать, и ему вдовица Миколаиха глянулась, иначе б столь много о ней не говорил бы.

– Говорят, люди видали, как вдовица на помеле летала, да в кошку черную обращалась. Поговорит что-то, пошепчет, через голову кувырк, и на тебе – кошка!

– Врут! – поставив на стол миску с жареной рыбой, фыркнула старостиха – крепкая полная женщина с утомленным повседневными заботами-делами лицом. Звали ее Марфой. Марфой Микулишной. Алексей не помнил – была ли это прежняя жена Епифана или, может, после смерти той жены он и подженился опять – не суть. Да и не очень-то это его интересовало сейчас.

– Что врут? – Епифан недовольно посмотрел на супругу. – Что врут-то?

– Да все и врут, что ты говорил, – похоже, Марфа Микулишна ничуть не боялась мужа. – И выдумают же! В кошку обращалась, на помеле летала… тьфу!

– А что, не летала, что ли?

– А ты сам-то видал?

– Сам-то не видал, да люди говорят, что…

– Хэк, люди…

– А ты не хэкай, не хэкай, – Епифан постепенно заводился, видно, неловко было перед гостем за вдруг ставшую слишком уж разговорчивой жену. – Ишь, хэкает она…

Марфа Микулишка уперла руки в бока:

– Это кто люди-то? Дьячок наш, пьяница? Аль Никола с Микешей – испольщики, тоже прощелыги те еще? Думаешь, не знаем, как они к Миколаихе шастали? Да как она их со своего двора вышибала. Видали, видали… А вот про метлу да про кошку – брешут люди.

– Да как же брешут-то? – не унимался староста. – Вот и дьяк… или подьячий – кто там приезжал – он же зазря человека хватать не будет! Выяснил все, верно, сперва…

– Да уж… они выяснют.

– Ну не на помеле, ну не в кошку… Но ведь было же что-то за ней! Да все село знает – кровь да лихоманку зубную Миколаиха враз заговаривала.

– Да, кровь она унимала, – присев на лавку, согласно кивнула Микулишна. – И заговоров много знала – то да.

– Ну вот, вот видишь же!

– Так ведь – все на пользу, на пользу, не во вред! Какая же она ведьма? От ведьм людям одни напасти, а Миколаиха… Вон, помнится, прошлолетось, в сушину самую, кто дождь с грозой вызвал? Вдовица! А без нее был бы у нас урожай? Особливо – после разора? Да не было б ничего – все бы от жара сгорело, на полосах еще.