– Нет, Алексей… – Танцовщица грустно покачала головой. – Детей я никогда не смогу иметь…

– Ну… так возьмешь на воспитание, из приюта! Какая разница?

Девушка посмотрела Лешке в глаза и неожиданно улыбнулась:

– Как у тебя все хорошо получается! Вообще, наверное, правильно…

– Что у тебя с шеей? – Юноша провел пальцем по синякам – буро-сизым линиям, едва заметным на смуглой коже.

Зорба передернула плечами:

– Мерзкий старик! Я про Леонидаса… Он ведь меня тогда едва не придушил… Напрасно люди Филимона не обыскали сад.

– Они обыскивали, – тут же возразил Лешка. – И поверь, очень тщательно. Постой… Почему ты сейчас это вспомнила?

– У старика была сумка… Обычный мешок из крашеной шерсти. Синий или темно-голубой. Потом, уже позже – на старике ее не было.

– Значит, кто-то унес… Кто-то из шайки.

– Рядом с Леонидасом увивался один… лопоухий такой, смешной.

– Смешной, говоришь? – Лешка скрипнул зубами. – Старый знакомый… Хорошо бы сделать обыск в приюте.

– Хорошо бы, – согласилась Зорба. – Только кто это позволит? Попечитель «Олинфа» – очень влиятельный человек.

– Не понимаю! – Юноша вдруг повысил голос. – Не понимаю таких людей. Вот вроде все у них есть – деньги, связи, положение в общество… Чего не хватает? Зачем им турки?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет… Скорей – себя…

Нежные руки девушки ласково обняли парня за плечи:

– Ну, расслабься… У тебя был длинный день. Ложись… Я сделаю тебе массаж…

Лешка послушно улегся на ложе, чувствуя кожей прикосновения девичьих пальцев… а потом – и губ…

Утром их разбудил настойчивый стук в дверь. Даже не стук – грохот.

– Вставай, Алексей! Да проснись же!

– Что? – Вскочив, Лешка прикрыл девушку одеялом. – Что случилось? Кто здесь?

– Это я, Иоанн. Скорей одевайся – Филимон вызывает всех. Леонидас Щука повесился!

– Как повесился?! – Лешка распахнул дверь. – Этот старый черт – и повесился?! Не может быть!

– Вот и Филимон так считает… Здравствуй, Зорба, – углядев танцовщицу, как ни в чем не бывало поздоровался парень.

Девушка потянулась:

– Доброе утро. Чтоб такой человек, как Леонидас, наложил на себя руки? Ой, вряд ли! Можно мне с вами?

– Не знаю. – Иоанн замялся. – Как посмотрит начальство…

– Ладно, – отмахнулась Зорба. – Я тогда останусь здесь, посплю. Не возражаешь, Алексей?

Быстро одеваясь, Лешка махнул рукой:

– Спи.

Филимон Гротас был раздражен и хмур. Седоватые кончики его усов, казалось, повисли еще больше, меж сурово насупленными бровями пролегла глубокая, через весь рот, морщина. Недовольно взглянув на вошедших агентов, он молча махнул рукою на лавку – садитесь – и кратко изложил суть дела.

Сегодня утром, вот буквально только что, в силиврийской тюрьме нашли мертвым старика Леонидаса Щуку. Повесился, расплетя на веревки край туники.

– Однако, чтобы повеситься, нужно было сначала привязать край веревки к решетке окна, расположенного довольно-таки высоко, – пояснил следователь. – А старик Леонидас вовсе не отличался особой прыгучестью.

– Думаю, кто-то ему помог, – потеребив бородку, хмуро согласился Никон.

Филимон неожиданно улыбнулся:

– Вот вы и узнаете – кто? Действуйте, что сидите? А ты, Алексей, останься…

Агенты быстро поднялись и вышли.

– К вечеру жду доклада. – Напутствовав их, следователь, прикрыв дверь, обернулся к юноше. – Тебя не посылаю – что ты можешь знать о тюрьме?

– Ну, естественно. – Лешка пожал плечами. – К тому ж вы мне не вполне доверяете… Что тоже понятно… Могу предложить кое-что.

– Допросить Феодора? – вскинул глаза Филимон. – Уже арестовал и допросил, только что. Как и следовало ожидать, он рассказал только о тебе и лавочнике – больше-то никого не успел узнать. Ладно, пока черт с ним… – Следователь вдруг хитро прищурился и усмехнулся. – Ты тут просил кое-что. На вот, разбирайся!

Он сунул юноше пачку мелко исписанных папирусных свитков и предупредил:

– Время у тебя – до вечера. Завтра, думаю, придется заняться другими делами.

Вежливо поклонившись, Лешка вышел, прихватив свитки с собой. Пошел домой, в свою каморку, ну а куда еще-то?

Погода портилась. Все небо застили низкие бурые облака, похожие на навозные кучи, нудно моросил мелкий дождик. Народец на улицах – мастеровые, мелкие торговцы, слуги – тоже, как и погода, хмурился. Впрочем, может быть, юноше это просто казалось.