Шрифт:
Певец умолк. Ричард крепко сжал его в своих объятиях и, ещё держа его одной рукой за злодейскую шею, подвел прямо к помосту где сидела зардевшаяся Жанна.
— Будьте к нему благосклонны, мадам Бельведер! — молвил он. — Каково бы ни было его сердце, язык — золото.
Жанна нагнулась и подставила ему свою щечку, а Бертран чудесно поцеловал ту самую, которую всячески силился погубить. Затем, обернувшись, он снова огласил небеса своим резким голосом, воспевая красавицу, воспламенившую его своей милостью.
Как я уже сказал, за эти-то подвиги Бертран и был причислен к её домашнему штату. Он не скрывал своей любви к Жанне: он воспевал её и днем и ночью и приводил Ричарда в восторг до глубины его великодушной души. Впрочем, Жанна во всех вообще вызывала к себе благосклонность. Если она и не была так хороша собой, как мадам Сэлла, зато она была любезнее, приветливее её; если она не была так набожна, как мадам Элиса, зато была более женственна. Многие ошибочно считали её сердитой, судя по её надутым губкам и пристальному взгляду, этим людям не нравилась её молчаливость. Они думали, что она холодна, как лед: такова она и была во всём, кроме одного. Но их глаза могли бы им сказать, что она была для него, до чего пылко сливались их души воедино, когда они сходились, чтобы прильнуть друг к другу в поцелуях. Если Жанна была сладка, как любовница, то и в будущем она обещала быть графиней на редкость. Её суждение всегда было верно. Она была полна благородства, и это подтверждалось её степенностью. Она была неразговорчива и отлично владела собой.
Но теперь она была бледнее обыкновенного, а глаза её ярко горели. Дело в том, что она была вечно в лихорадочной тревоге, не имела покоя, считала себя несчастной, приговоренной. Она сгорала от любви и боялась быть любимой. В таком-то состоянии, видимо всё более и более страдая, прошла она весь предназначенный ей торжественный путь, приближавший её к Троицыну дню.
«В тот день, — говоря словами медоточивого аббата Мил'o, — когда дух Божий в виде огненных языков почил на глазах святых апостолов и дал разумение грамоты безграмотным и дар слова бессловесным, — в тот день граф Ричард сочетался браком с дамой Жанной, а затем собственными руками венчал её графским достоинством. С горькими слезами повиновалась она, когда её укладывали на графское ложе в замке Пуатье в тот же вечер после брачного пиршества. В один из последующих дней я был свидетелем, как её, опять-таки всю в слезах, венчали в Анжере шапочкой графов Анжуйских. Таким-то образом, желая ей и самому себе также воздать должное, граф Ричард сделал величайшее в мире зло!»
Ещё более пышные празднества совершались после венца. Я могу только восхищаться рассказом аббата Мил'o.
"После того Ричард устроил турнир, в котором он сам и всё общество замка билось со всеми, кто ни появлялся. Шесть дней длилось великое ломание копий. Верно вам говорю, ведь я сам всё это видел своими глазами. Не было там ни одного английского рыцаря, ни одного анжуйского, лишь несколько французов, да и то без соизволения короля Филиппа. Зато было много гасконцев, тулузцев и лимузенцев, некоторые прибыли из-за гор, из Наварры [88] , из Сант-Яго [89] и даже из Кастилии. Явился также граф Шампанский со своими друзьями. Король Санхо Наваррский был чрезвычайно любезен и привел в дар даме Жанне шесть белых жеребцов, уже объезженных. И никто не мог в ту пору догадаться, зачем и почему он это сделал, — никто, кроме Бертрана де Борна. О, нераскаянный грешник!
88
Наварра— теперь провинция в северо-западном углу Испании, с главным городом Пампелуной. В средние века это было королевство, которое захватило также часть Беарна и Гаскони. Его испанская половина называлась Верхнею Наваррой, французская, по сю сторону Пиренеев, — Нижнею Наваррой. В описываемое время королем был Санхо VII Его дочь Беранжера, или Беренгария, родилась в 1172 году, следовательно, ей было тогда лет 16. Двор их находился в Пампелуне. В 1512 году, когда Наварра была присоединена к Кастилии, ей были даны фуэры, то есть самоправление, но она утратила их в 19-м веке, так как служила пристанищем мятежных карлистов.
89
Сант-Ягобыл тогда столицей королевства Галиции у Бискайского залива и местопребыванием главы военного ордена св. Якова Меча. В нем сохранилось много древностей. Есть и мощи Сант-Яго (Якова), покровителя Испании, которые привлекали тогда столько богомольцев отовсюду, что город был назван Иерусалимом Запада. Славился также и его университет.
Графиню Жанну вместе с её дамами усадили на большой балкон из красных и белых роз; на ней самой был розовый шелковый наряд с венком из пурпурных цветов. Туда же явился в первый день сам граф Ричард в зеленом вооружении и в таком же кафтане с вышитым на нем голышем, на шлеме красовался желтый дрок. В тот день никто не мог выдержать поединка с ним, герцог Бургундский упал с лошади и сломал себе шейный позвонок.
На второй день молодой граф неожиданно бросился в самую свалку на копьях. Он был весь в красном, с пылающим солнцем на груди; ехал он на чистокровном испанском жеребце караковой масти и в алом чепраке. Вот когда нам пришлось всласть налюбоваться на рыцарей, как они верхом на своих горячих конях бьются каждый за свою любовь! На третий день с графом бился Педро де Вакейрас, рыцарь из Сант-Яго. Ричард был весь в серебряных латах, на своем белом коне, — белом, как святой Дух. Случайным ударом испанцу удалось повалить его на крестец. Вырвался общий громкий крик:
— Граф упал! Смотрите за своим замком, пуатуйцы! Жанна побледнела. Ей вспомнилось пророчество прокаженного: она знала, что де Вакейрас её любит. Но Ричард быстро оправился и вскричал:
— Давай опять, дон Педро!
Действительно, принесли свежие копья, и де Вакейрас упал на спину, а конь — на него. Ни Гектор, с яростными воплями преследующий Ахиллеса, ни молниеносный Ахиллес, по пятам выслеживающий Гектора, ни Ганнибал при Каннах, ни Роланд [90] в лесном ущелье Ронсеваля, ни чудесный Ланселот [91] , ни грозный Тристан [92] Корнуэльса — словом, никто из героев не был так могуч, не стяжал себе такой славы, как Ричард Анжуйский. Как боевой конь Иова (пророка и страдальца), топал он ногой и покрикивал на военачальников: «Эй!.. Эй!..» Его обоняние издали чуяло дуновение битвы. Он напрягался, как тетива, и, как стрела, летел вперед, черпая в своем порыве ещё больше сил, и, как галера на галеру, нападал он на врага. При всём том он был ласков, и смех его звучал мягко. Приятно быть побитым таким человеком — конечно, если это вообще может быть приятно. Всякое сопротивление Ричард побеждал точно так же, как рыцарей на турнирах".
90
Роланд— один из паладинов (рыцарей из свиты короля) Карла Великого. В истории имя его упоминается Эгингардом в жизнеописании Карла Великого, а именно в рассказе о Ронсевальской битве в Пиренеях в 778 году, когда в драке с басками, напавшими на арьергард Карла, был убит и Роланд. Со временем это местное предание развилось, расширилось, включило в себя новые исторические элементы, и, наконец, к XII веку Роланд явился средоточием, вокруг которого собрались все предания о борьбе франков с маврами. Роланд, племянник Карла Великого, оставленный им в арьергарде для защиты Ронсевальского ущелья, погибает геройской смертью в битве с неверными. Таков сюжет известного национального французского эпоса «Песнь о Роланде».
91
Ланселот— один из рыцарей короля Артура и его «Круглого Стола». Роман о Ланселоте первоначально был написан по-латыни одним неизвестным автором, а в XII веке Готье Мапп, по просьбе короля английского Генриха II, перевел его на французский язык. Согласно этой северофранцузской переработке, фея озера Вивиана после смерти отца Ланселота воспитывает его в своем дворце и затем, когда он достигает взрослого возраста, приводит его ко двору короля Артура. Она покровительствует ему и поддерживает его во всех его подвигах, которые совершает он из любви к Жиневре, супруге короля Артура; она же спасает его и от враждебных происков и козней Морганы, сестры короля Артура.
92
Тристан— герой одного из бретонских романов, известного под тем же именем. Роман этот, очень интересный в историко-литературном отношении, стоит, может быть, гораздо ближе к народным источникам, чем остальные произведения этого рода. Предмет его — любовь Тристана к Изольде, супруге его дяди Марка, короля Корнвалиса. Любовь эта — роковая, возникшая под влиянием волшебства. Изольда по недоразумению выпивает вместе с Тристаном кубок чудодейственного питья, который она должна была разделить с королем Марком, и с тех пор остается навеки преданной Тристану. Длинный роман, подвергавшийся неоднократно переработкам и пересказам, передает историю этой трагической страсти и оканчивается смертью героя и героини. Роман о Тристане первоначально стоял совсем в стороне от круга Артуровых романов или романов «Круглого Стола»; только в позднейшей своей переработке он был приведен в некоторую, хотя и довольно поверхностную, связь с ними.
Если хоть половина этого была правда, если ни один мужчина в железе не мог устоять перед ним, как могли противиться ему обстоятельства и эта хрупкая запуганная девушка? Обезумев от гордости и любви, совершенно не помня себя, она забыла на минуту свой страх и свои муки. В последний день турниров она пала к нему на грудь, задыхаясь от волнения, а он, величайший из любовников, перед всеми, не стесняясь, расцеловал её и, высоко подняв на могучих руках своих, крикнул своим могучим голосом:
— Эй, государи мои! Аль не красавицу избрал я в жены?
Приветственные крики были ответом ему.
После того Ричард взял с собой Жанну в путешествие по своим владениям. Из Пуатье они поехали в Лимож, оттуда — на запад, в Ангулем, и к югу, до Перигэ, Базаса, Кагора, Ажена и даже до Дакса, который тесно прилегал к землям короля Наваррского. Куда бы ни привез он графиню, всюду её приветствовали с восторгом. Молодые девушки встречали её с цветами в руках; старейшины становились перед ней на колени и вручали ключи от городских ворот; юноши распевали у неё под балконом; почтенные дамы оказывали ей большое внимание и обращались к ней с пытливыми расспросами. В лице её все они видели прекрасную и величавую герцогиню Жанну Чудный Пояс, эту Бельведер, ныне воспеваемую на нежном аквитанском наречии.