Во время четвертого года обучения Омет недолго служил одним из надсмотрщиков, в чью обязанность входило следить за работой учеников первого и второго года. Он очень быстро усвоил самый главный урок: не жалей кнута, имея дело с теми, кто стоит ниже тебя на иерархической лестнице. Те несколько месяцев были очень легкими, и Омет с нетерпением ждал возможности вернуться к обязанностям надсмотрщика, когда закончится его пятый год ученичества.

Раньше профессия, которую он готовился получить, была для него призванием. Теперь же он ненавидел плитки и изразцы, ненавидел тяжелую работу у печей, ненавидел красную глину, от которой руки приобретали цвет засохшей крови.

А еще Омет ненавидел нового ученика.

Голос Эстен эхом отразился от стен шахты:

— Готово.

Омет продолжал собирать оловянные тарелки из грязных рук рабов, краем глаза наблюдая за тем, как два подмастерья бросились к колодцу и опустили туда палку с крюком.

Через минуту появилась голова Эстен, один из подмастерьев протянул хозяйке руку и помог ей вылезти наверх. Она соскребла кусочки глины, прилипшей к простым черным брюкам и рубашке, в которых она всегда являлась на ежемесячную инспекцию, и тряхнула длинной черной косой. Ее лицо озарила сияющая улыбка, когда она повернулась к дюжине окруженных вооруженными подмастерьями оборванных рабов, жавшихся к дальней стене.

— Вы неплохо поработали, ребята, очень даже неплохо, — ласково проговорила она.

Глаза детей на темно-красных лицах — единственное, что можно было рассмотреть в свете горящих печей, — оживились.

Она подошла к мешку, который оставила возле двери, подняла его и вернулась к рабам. Дети постарались еще сильнее прижаться к стене. Эстен открыла мешок, вытащила оттуда горсть конфет и бросила их дрожащим детям. Тут же поднялся страшный крик, и она радостно рассмеялась.

— Какие они милые! — сказала она и наклонилась, чтобы получше рассмотреть малышей. — Омет, а где Тидд?

Омет почувствовал, как в горле у него мгновенно пересохло.

— Умер, мам, — прохрипел он в ответ.

— Тидд умер? Боже мой! — Ослепительная улыбка исчезла, и Эстен принялась внимательнее разглядывать группу детей. — Какая неприятность. Он обладал отличным чувством направления. Хммм, кого же теперь назначить главным?

В воздух взметнулся лес тоненьких рук, раздались голоса, просившие хозяйку выбрать именно его. Эстен снова улыбнулась и выпрямилась.

— Молодцы! Все хотят… Так, посмотрим. Хаверилл, Эйвери, нет, ты слеп, как крот, правда ведь, дорогой? Джин, Коллин — нет; Гумми, хмм… тоже нет, ты постоянно всем помогаешь, у тебя слишком доброе сердце. Эй, Винкейн, кто это у нас тут такой?

Она остановилась около рыжеволосого мальчика с большими глазами и острыми чертами лица. Он сидел на корточках, обхватив колени руками, и отчаянно дрожал.

— Это Арик, — с важным видом сообщил Винкейн. — Новенький, вместо Тидда.

— Не слишком удачное приобретение, верно, парень? — Эстен сделала еще пару шагов и улыбнулась высокому мальчугану, чьи волосы когда-то были светлыми, а теперь приобрели такой же красный оттенок, как и у остальных. — Эрнст, а как насчет тебя? Хочешь стать командиром отряда?

Мальчик радостно улыбнулся, продемонстрировав несколько оставшихся зубов.

— Да, мам.

— Хорошо! Тогда давай спустимся в туннель, я хочу показать тебе, в каком направлении вы будете работать дальше.

После того как Эстен вернулась из шахты и рабов спустили вниз, она подошла к двери, сняла свой плащ с крючка и, не оглядываясь, прошла сквозь двойную дверь. Омету только удалось услышать, как она сказала подмастерью:

— Ты заметил, как вырос Эрнст? Чем вы его кормите?

— Тем же, чем и остальных. Им приходится стараться, чтобы получить еду. Мы просто так ничего не раздаем.

— Хммм. Это может скоро стать проблемой. Скажи ученикам, пусть хорошенько охраняют этот колодец и внимательно следят за тем, что там происходит. Мы решим, что делать, в следующем месяце, если все еще не пробьемся. — Она явно улыбалась. — Впрочем, нужно хорошенько проверить. Пусть меня позовут, как только придет время.

— Слушаюсь, мам.

Омет услышал, как вдалеке открылась дверь, и внутрь ворвался холодный ветер. Но дверь тут же захлопнулась, и все вернулось на свои места. Через пару секунд он сообразил, что слышит не вой ветра, а жалобный плач, доносящийся снизу. Правда, вскоре все стихло.

Издалека было трудно с уверенностью сказать, работает ли фабрика, производящая изразцы, или же она заброшена. Из труб, расположенных в самом центре здания, поднимался дым, но за два часа наблюдения никто не вышел из здания и не вошел внутрь. С наступлением ночи печи продолжали все так же дымить, но никто не появился.

— Странно, — пробормотала Рапсодия. Они укрылись за полуразрушенной стеной, откуда и следили за входом в здание. — Может быть, там трудятся привидения?