Шрифт:
*****
Прохлада внутри помещения принесла бы куда больше удовлетворения, если бы в воздух не вплелся стойкий запах незнакомых специй.
Что могло так странно пахнуть? Замаринованные в протухших крабах сырные палочки? Луковые кольца в прогорклом соусе из ячменя и просроченного пива? Кисло, чуть тухловато, муторно и сладковато одновременно.
Антонио точно имел в виду ратайскую кухню? Если так, то использовать местные яства определенно стоило в строго дозированных пропорциях, высчитанных в нанограммах и лучше всего для устрашения призраков в саду. Класть что-то подобное в курицу? Элкинс меня не просто убьет – сожрет с потрохами. Причем, сырыми.
Ладно, не падаем духом. Может, все самое вкусное здесь хранится в плотно закупоренных банках? Или вакуумных пакетах? Или вот в этих полиэтиленовых мешках с поджаренной на вид соломой внутри?
Помоги мне, Создатель! Не дай дню пропасть – ведь я приехала не зря? Нет?
Магазин оказался не просто маленьким – крохотным. Возможно, отсюда и такое наслоение душистого разнообразия. Дверь заперта, одинокий низкорослый узкоглазый кассир у входа (с дивным золотистым цветом зрачков – я рассмотрела!) и куча полок, громоздящихся друг над другом до самого потолка. Не магазин – забитый ритуальными снадобьями для иноземного варева - склад!
Ух!... К делу.
Попытки опознать продукты на вид успехом не увенчались. В банках что-то плавало, бултыхалось, медленно перемещалось в наклоне, поднималось со дна мутноватой взвесью. Не мог Антонио использовать нечто подобное – удушите меня – не мог! Ладно, не в банках – он, наверняка, использовал что-то другое.
Когда от вдыхаемого многоэтажного дурмана сделалось невмоготу, а перед глазами уже плыли и скакали незнакомые буквы – кто-то не удосужился все перевести на нормальный «человеческий», - ко мне неожиданно подоспела помощь в виде еще одного низкорослого и узкоглазого работника магазина. Ассистента с чуть более темными, чем у кассира, цветом глаз – приятно-шоколадным. Надо же, какие они, оказывается, «рататуйцы» - тщедушненькие, мелкие, подвижные и почти одинаковые.
– Сто исем?
– Добрый день! – Я облегченно выдохнула. – Вот это.
И тут же протянула «рататуйцу» список.
– Ага. – Кивнул тот бодро и тут же куда-то засеменил; я зашагала следом.
Всего за каких-то несколько минут в мою корзинку упало что-то зеленое и крупнолистное, запечатанное в пластик, два крохотных пакетика с черными круглыми семечками, похожими на обугленный горох (если и различающиеся, то чем-то крайне неприметным), пучок увядшей травы, банка с мутной белой жидкостью (молоко Падлы? Пайды?), что-то склизкое бежевое в мешочке (я всем сердцем надеялась, что это не Лупаны) и, в качестве завершающего штриха удачного шопинга туда же отправился тканевый мешочек исходящий пылью с крайне едким и почти тошнотворным запахом.
– Фсе! – Радостно заявил ассистент. – Исе цего?
– Фсе. – Подтвердила я и так же радостно, на мгновенье став его отражением, кивнула.
– Касса там. – В сторону двери уткнулся короткий желтоватый палец.
– Поняла. Уже иду. Спасибо.
«Рататуец» откланялся, а я принялась изучать набранное помощником «богатство». Что это за непонятные ингредиенты? Почему оно все так страшно и склизко выглядит? Может, добавленное в кастрюлю, оно магическим образом изменит свойства, и тогда Антонио окажется прав, а Мелари, все-таки, доволен?
– Что?!
От цены на «глаза» в пакетике моя челюсть отвисла до самого пола. Три сотни долларов за эти мелкие яйца быка-недоросля? За один пакетик? А эти горошины стоят по двести пятьдесят? Да они все тут рехнулись что ли? Из другого мира приправы везут? Много денег уходит на способного перемещаться во сне с котомкой экстрасенса?
Оглядевшись по сторонам, я украдкой выгрузила самые дорогие продукты обратно на первую попавшуюся полку – благо она закрывала меня от кассира, а ассистент благополучно исчез - запихнула прямехонько между пластами непроваренной пасты и сухарями из тмина. Проверила, что все остальное, с грехом пополам я могу себе позволить (все равно Антонио «яйца» в приготовлении курицы не использовал), и только тогда, со сдвоенным чувством человека, едва не обронившего бумажник в туалетную дыру – чувством облегчения и досады на себя за то, что едва не пропустила такие ценники, - отправилась к кассе.
Остановилась у двери, водрузила пластиковую корзину на короткую (и, видимо, неработающую) транспортную ленту и радостно взглянула на кассира. Тот убрал газету, восхищенно, будто я принесла ему весть о выигрыше в лотерею, улыбнулся в ответ, показал желтоватые зубы и посмотрел на товары. Распрямился, чуть изменился в лице, задумался, снова заглянул в корзину, и только после этого удивленно воззрился на меня, даже внутренне, я бы сказала, «просветлел».
– Что?
– Те самые плодукты. – Кивнул он чрезвычайно обрадовано. – Я понял. Не дулак.
– Что? – Напоминая себе попугая-имбицила, выучившего один-единственный в жизни вопрос, растерялась я. – Ну да, те самые.
«На курицу».
Неужели он тоже смотрел утреннее шоу?
– Я понял-понял. - Кассир зачем-то учтиво поклонился. – Пойдемте. Я вас пловазу. Мы вас давно ждем, давно, узе несколько дней. Заказ плисол исе в понедельник.
Заказ?
Сложно было объяснить, зачем я, как покорная корова на поводке, прошла за ним в подсобку. Но ведь позвали? Может, у них так принято – платить наличными в подсобке, а касса стоит только для вида. Еще сложнее было объяснить, зачем я взяла в руки протянутый серебристый чемоданчик со скрипучей ручкой.