На улицах был расклеен быстро отпечатанный экстренный выпуск флотской газеты «Красный черноморец», которая обычно доставлялась только на корабли и в части. У каждой витрины толпились люди, перечитывая текст правительственного сообщения о нападении гитлеровской Германии.

Определенные участки, звенья как городского, так и флотского «хозяйства» сразу же испытали особую нагрузку. Естественно, что за всем этим важно было доглядеть, принять меры, обеспечивающие безопасность того или иного объекта.

Ночью, при первом вражеском налете, мы с Октябрьским больше всего опасались, как бы бомбы не упали на территорию минных и артиллерийских складов в Сухарной балке. Запасы снарядов, правда, уже удалось - с немалым трудом - разместить в подземных хранилищах, но на открытых складских площадках оставалось много морских мин. Утром начальнику тыла флота было приказано, мобилизуя любой транспорт, срочно вывезти оттуда эти мины. Тем временем вступил в действие заранее разработанный план постановки минных заграждений, и нарком потребовал форсировать его выполнение. Таким образом, персоналу складов нужно было, обеспечивая вывоз одних мин в надежные хранилища, одновременно снаряжать и грузить на корабли другие.

Сознавая, какая там создается запарка, я, как только представилась возможность, во второй половине дня поехал в Сухарную балку. На спуске к складам дорога была запружена машинами и, как ни каменист тут грунт, пыль стояла столбом. Пропуская загруженные машины, регулировщики задерживали встречный порожняк на обочине. А складские площадки напоминали сверху развороченный муравейник - на них копошились, делая каждый свое дело, сотни краснофлотцев. Мины снаряжали, грузили на машины, подкатывали к причалам, подавали на корабли. Одновременно корабли принимали и артиллерийский боезапас. Видно было, что все здесь работают с предельным напряжением сил.

Заметив меня, замполит начальника арсенала (тот распоряжался в другом месте) старший политрук В. К. Карандин, запыхавшийся и взмокший от пота, пытался отрапортовать по всей форме. Остановив его, я спросил, какие есть [36] трудности, чем нужно помочь. Карандин ответил, что с главным лабораторная рота арсенала справляется, но нужно бы добавить рабочих рук на погрузку и дать еще больше машин. А на тех, которые работают с рассвета, пора сменить шоферов: некоторые уже засыпают на жаре за баранкой, а груз-то - мины.

Я распорядился выделить в помощь арсеналу краснофлотцев из школ учебного отряда, а машины - из других организаций.

В политической работе - и среди личного состава флота, и в городе - был сделан большой упор на повышение бдительности. Людям разъяснялось, что враг коварен и может прикрываться любой личиной, что он обязательно будет забрасывать лазутчиков, диверсантов. Думается, это помогло сорвать немало вражеских козней. Надо было видеть, с каким усердием несли службу на дорогах и в городе общественные патрули, созданные для содействия патрулям военным!

И не такая уж беда, если случались в этом важном деле кое-какие казусы. Задержанными в первую же ночь войны оказались артисты московской эстрады: очарованные крымской ночью, они гуляли после концерта где-то за Историческим бульваром, нарядно одетые, без паспортов, оставленных в гостинице, - а тут налет, тревога, поиски парашютистов… Мне самому пришлось удостоверить личность батальонного комиссара А. А. Герасимова, с которым вместе учился в академии. Он вызвал подозрение тем, что шел с береговой батареи, сокращая путь, через кладбище и вдобавок где-то перепачкал свой белый китель. Умудрились задержать и ответственного редактора «Красного черноморца» Павла Ильича Мусьякова, человека очень известного на флоте и в городе.

Пусть было и что-то наивное в действиях тех лиц, которые могли счесть приметой диверсанта заграничные часы на руке или редкие тогда у нас солнцезащитные очки. И конечно, причиняли они хорошим людям неприятности, волнения, а других, кому приходилось в каждом таком происшествии разбираться, отрывали от дела. Но за всем этим стояло стремление не проглядеть врага. А диверсанты, как известно, существовали и настоящие. Достаточно вспомнить, как перед налетом на Севастополь оказался перерезанным телефонный кабель, ведущий к маякам…

Поздно вечером 22-го я проводил на поезд жену и детей. Отправить их в Москву посоветовал И. В. Рогов, после того как мы переговорили по телефону о севастопольских делах. Увиделся с семьей только на вокзале, перед отходом поезда [37] - заехать домой днем не было никакой возможности. Осунувшаяся Варвара Осиповна торопливо рассказала, как ночью, услышав стрельбу и взрывы, выхватила из кроваток сонных детей и укрывала их среди каких-то камней.

Уходил с вокзала, охваченный противоречивыми чувствами. С одной стороны, испытывал облегчение: семья теперь в большей безопасности, и, зная это, легче будет воевать. И в то же время тревожило, что жена и дети далеко и мне трудно чем-нибудь им помочь. А расстались, как видно, надолго.